Поэт, прозаик, фотохудожник. Родился в 1970 году. В 1991-м окончил факультет русского языка и литературы Куйбышевского педагогического института. Работал школьным учителем, журналистом, в настоящее время – ведущий сотрудник агентства коммуникаций «ПРАТОН». Ведёт авторскую колонку в издании «Свежая газета. Культура».
Создатель цикла лонгридов «Самарские истории Великой Победы», посвящённых военной истории «запасной столицы» страны. В год 75-летия Победы этот проект стал обладателем специального приза губернатора Самарской области.
Автор поэтических сборников «Опыты одиночества», «Чувство дороги», «Офисные песни», прозаических книг «Фарфоровый поезд», «О Борисе Беляеве, телефонной связи, городе Тамбове и рецептах жизни», цикла детективных повестей «Полиция города Лисса».
Живёт в Самаре.
Содержание
«Конец эпохи»
стихотворения
Чувство дороги
Осень – это известное многим
Обострённое чувство дороги.
Даже если укрылся в берлоге
И не хочешь идти никуда,
Ты по прежнему опыту знаешь,
Что снаружи сбиваются в стаи,
Чтобы ехать – хотя бы в трамвае! –
И заказывать чай в поездах.
Не досталось такого билета?
Тёплый плед – это тоже примета
Ожидания вечного лета,
Бесконечного бегства на юг.
Впрочем, нет настоящего юга –
Даже там с безмятежностью туго,
И часы неземного досуга
Проливаются серостью вдруг.
И такое у нас – постоянно.
Но захочется поздно иль рано
Всё равно собирать чемоданы,
Отбирая любовно в багаж
Книги, фильмы, картины, картонки,
Где изысканно, мудро и тонко
Красной нитью – осенняя гонка
И весёлый дорожный кураж.
А собрался с такою поклажей –
Так не бойся, что пылью и сажей
Перемажет. Дорога покажет,
Кто из наших действительно крут.
Если базовой терпкою нотой
Станет вдруг аромат креозота,
Ясно всё. Открываем ворота –
Начинается новый маршрут.
Конец эпохи
А мы и не знали, конечно, что дни сочтены
У галстуков красных, у красных знамён, комсомола –
Мы просто счастливыми были от новой весны
И просто слонялись, сердца прожигая глаголом.
И кажется, были прохожие добрыми к нам,
К себе и друг другу, хотя и немодно одеты…
А скоро начнутся иные совсем времена,
И станут зубами на митингах рвать партбилеты.
Но разве такое могли мы представить себе,
Предвидеть грядущие драки, все ахи и охи?
Ведь мы до сих пор различаем на фото ч/б
То синее небо последнего года эпохи.
Море
За поворотом Земли – где-то
Так далеко, что не видно отсюда,
Ветер и волны с искрами света…
Разве не чудо?
Камни – и те там свежестью пахнут,
Манят безумным, солёным, огромным
С привкусом терпким мадеры и страха.
Разве такое увидишь дома?
Вечер над волнами – стоит года.
Смотришь с обрыва в пространство зорко,
А в голове, от забот свободной, –
Хемингуэй и Лорка.
Кто-то послушал их. Кто-то, зная,
Что от отравы спасенья нету,
Мчится за поворотом, за краем
В бешеных искрах света.
Не оттого ли чувство потери,
Что, опьянев от шального бега,
Тщетно пытается мир измерить
Где-то моё alter ego?
Хлопают там паруса в ладоши,
Солнце смеётся и жжёт нещадно,
И облезает со старой кожей
Всё, что душе не надо.
Мир за спиною горит – и ладно!
Горько-солёной своей свободой
Море однажды вернёт обратно
Дни, что ему я отдал.
На склоне
Вдруг понимаешь, что лето – на склоне.
И зашумит по-иному – тревожно –
Жёлто-зелёный с прожилками оникс
Выцветших клёнов и лип придорожных.
Так механизмом, запущенным с детства,
Мы времена и дела измеряем:
Праздность и зелень, что нам наконец-то
Были однажды отпущены в мае,
Вдруг натолкнутся на необходимость
Вновь запасаться тетрадями в клетку,
И ожидание дел нелюбимых
В сердце стреляет охотно и метко.
Небо – и то начинает пластами
Складывать всё, что для тучи сгодится,
Чтобы почаще клубился над нами
Повод весомый для смены позиций.
Мы – возвращаемся. Даже не с дачи,
Из отпусков и тем паче каникул:
С ветра и солнца – к трясине стоячей
И надоевшей почти что до крика.
Так с каждым днём уменьшаются шансы
Выйти из круга, из строчки, из строя,
Чтобы отпраздновать песней и танцем
Дату, когда приключилось такое.
Грусть прорастает в весёлом припеве,
Скоро мы лето и это утратим…
Вот нам и кажутся снова деревья
Карандашами на синей тетради.
Гештальт
Доят небо поля,
И за Волгою где-то
Среди черных лугов
По траве золотой
От души попетляв,
Покупают билеты,
Чтобы в восемь часов
Возвратиться домой.
Лучше тише идти,
Осторожнее думать,
Ведь пространство вокруг –
Как прозрачная ртуть:
Поворотом пути,
Вкусом булки с изюмом
И движением рук
Можно что-то спугнуть.
Но лишились чего,
Добрались ли до края
И что сделать смогли б,
Даль умножив на даль,
Мы, вернее всего,
Никогда не узнаем.
И дороги изгиб
Закрывает гештальт.
Silentium
Старинный дом притих и поседел,
Забыв, что жил когда-то в ритме вальса;
Здесь состоялся вынос стольких тел,
Что непонятно, кто ещё остался.
Подумать страшно, сколько лет прошло!
И право есть, уже вконец остынув,
Не замечать, что треснуло стекло
И на одном гвозде висит гардина.
Заслуженное право – быть собой,
За всё по полной строгости ответив…
Так тишина выигрывает бой,
Но некому её поздравить с этим.
Встреча выпускников
Мы так давно не собирались,
А тут – случилось повстречаться.
И – завертелось, и помчалось:
«А помнишь, как тому лет надцать
Мы пили водку или «Бейлис»,
Портвейн и пиво разливное?»
…Мы никуда пока не делись,
Но всё вокруг – совсем другое.
Уже не соберёмся вместе
Сходить куда-нибудь в киношку;
На день рожденья – SMS-им,
Болтаем в сети – понемножку.
У нас, у взрослых, – жизнь такая.
И биографий повороты
Порой сильнее разделяют,
Чем то, кто сколько заработал.
У каждого – своя планида.
Живём – кто яростно, кто пошло.
Но юность, наша Атлантида,
Нас повязала общим прошлым.
И мы ведь верим, мы-то – знаем,
Что правдой были эти годы!
Зачем же их от нас скрывают
Всё прибывающие воды?
Да, толщу синюю под нами
Не победить ни в лоб, ни с фланга…
Но, чёрт возьми, как тянет в память
Опять нырять без акваланга!
Нырнули. Вынырнули. В сотый
Раз обменялись номерами,
И врали, что уже в субботу
Сойдёмся снова.
А над нами
Так нестерпимо, зло и ярко
Горело что-то с прежней силой…
…Да просто звёзды в нашем парке
За тридцать лет не изменились.
Две недели до лета
Календарь – это смета
Расходов, где суммы – не поровну.
Две недели до лета,
Но только – в обратную сторону.
Точка А из задачи
Ещё горизонтом не спрятана,
Только это не значит,
Что будет однажды понятно нам,
Как вернуться туда,
Хоть держу карандаш наготове я.
Но такая беда:
У задачи – другое условие.
Точка А невозврата,
Несбыточный пункт назначения…
А казалось когда-то,
Что можно – и против течения.
Ни за деньги нельзя,
Ни какими-то там уговорами.
Дни недели скользят
Лишь в одну разрешённую сторону.
Две недели до лета…
Скоро…
Город мечется в жёлтом овале,
Тени веток мелькают, и нам
Не до тихой осенней печали
С моционами по вечерам.
Нынче ветер, лихой и колючий –
Провокатор, бандит, баламут…
Даже толстые серые тучи
В небе места себе не найдут.
А прохожие в скрюченных позах
По подъездам уносят с собой
Фаршированный листьями воздух,
Поздней осени темный настой.
Ветер рвётся за окнами кухни,
И понятно, что будет за ним:
Старый мир – обязательно рухнет,
Новый – будет холодным и злым.
Шили-были
Нитку звали Егорий,
А иголку – Ненила.
В жизни счастье и горе –
В общем, всё у них было.
И пилила Ненила
Мужика каждый вечер:
«Что же ты, вражья сила,
Канителишься вечно!»
А Егорий на деле
Был нескладным и длинным,
Семенил еле-еле
За своей половиной…
Но и длинные тоже
Могут кончиться нитки.
Вот Егорий и дожил –
С двадцать пятой попытки.
Так судьба накроила –
То ли много, то ль мало…
Поревела Ненила,
Да и тоже сломалась.
Так вот глянешь: ну, жили –
Кто их вспомнит-то вроде?
…А рубашку дошили.
В ней сейчас кто-то ходит.
Край света
Паруса поднимем рано.
Нам – кровь из носу, но успеть
К краю самому океана,
Где не солнце – свинец и медь.
Там и в холод, и в жар бросает,
Там изученных нет дорог –
Только небо свисает с края…
И две пары усталых ног
Мы с тобою туда же свесим,
И забьются тогда в груди
Все поля, города и веси,
Что останутся позади.
Но туда нам – ещё добраться.
Для начала дай бог пройти
Мимо рифов и провокаций,
Что устроят нам по пути.
Нас удерживать будут рьяно
Долг, привычки, друзья, родня,
Чтобы к берегу океана
Мы пришли лишь на склоне дня,
Чтобы поздно пускаться было
Даже в самый короткий путь…
В общем, нужно со страшной силой
Нам срываться куда-нибудь.
Просто мы столько лет убили
На ненужных совсем людей,
На идеи, что пахли пылью
И теперь неизвестно где,
Что нельзя уже время тратить.
Нам давно уже быть пора
Там, где синяя неба скатерть
И весёлых лучей игра,
Где в воде голыши сверкают
И малейших сомнений нет,
Что за этим далёким краем
Начинается новый свет.
Из раны
Если сталь – из раны,
То кровь – наружу.
Так и нас покидает ушедшее лето.
От него – пустота,
И бездонною лужей
Вытекает печаль, припасённая где-то.
Так-то вроде идём;
На углу – внезапно,
Опустев, в боку как заколет рана!
Жёлтой краской – не кровью,
Но будет капать
Незаметно и постоянно.
И – замешкаемся,
И вынем,
Бросим память свою наотмашь…
Боже,
Каким бывает синим
Небо, когда на него посмотришь!
На ту сторону
На Волге туман спозаранку,
Но солнце пробилось – и вот,
Зевая, Харон на «Казанке»
Волжанина душу везёт.
Мотор то и дело чихает,
И толку не очень-то в нём.
А берег от края до края
Захвачен осенним огнём.
Печальные дали и близи,
Потрёпанный строй тополей…
Но этот рыбацкий Элизий
Любого другого милей.
Очнётся душа и прикажет
Быть сердцу довольным вполне.
И правит Харон в камуфляже
К причалу на той стороне.
Стоп-кран
Я куда-то бежал, запыхавшись (дыхалка, увы,
барахлит, хоть два года как нет в организме ковида),
и смотрели со зданий то женские лица, то львы,
но не видел в упор их. И более яркие виды
пролетали, наверное, тысячу раз мимо глаз,
только разве рассмотришь хоть что-нибудь определённо,
если к этим картинкам всё время совсем не в анфас –
непременно же в профиль с наклоном к экрану смартфона!
А сейчас – как удар: почему я куда-то спешу?!
Ничего ж не мешает, по улицам шагом степенным
проходя, не на ус, а на память наматывать шум
и смотреть, как сменяются небом кирпичные стены…
И вот там, наверху, разглядел я внезапно среди
дождевых, кучевых и безумно высоких слоистых
глубины непомерной тревожную синь, и в груди
кто-то дёрнул стоп-кран, замедляясь со скрипом и свистом.
Если б было возможно совсем никуда не бежать,
если б сразу за этим не следовало наказанье,
разве мы упустили бы самую малую пядь
этой жизни, что видим при сорванном только стоп-кране?
Воин Слова
Изъясняясь часто сложно,
С явным привкусом тревоги,
Мы, наверное, не можем
Угодить уже на многих –
Слишком долго и упорно
Их к иному приучали…
Мы же, слов просеяв горы,
Вновь находимся в начале.
Рифмам скучным и небрежным,
Чьим-то виршам неумелым
Нужно бой давать… Но где же
Те, кого не стыдно в дело
Взять, с собой поставив вровень,
Те, кого в поход крестовый
За кипящей свежей кровью,
За звенящим юным словом
Можно звать с собою – где же?!
Кто – в могилах, кто – в тавернах…
И останется надежда
Лишь на старый меч свой верный.
Ангел с блокнотом
Ангел в очках в деревянной оправе
Спросит однажды меня:
— Человече, что на земле ты потомкам оставил,
Бросил в копилку с названием «вечность»?
— Даже не знаю… Был скомканным график –
Дом да работа, то радость, то нервы…
Сделал штук сто неплохих фотографий,
Только их мало кто видел, наверно.
Много стихов и немного рассказов
Я написал. Только как-то без цели –
Даже друзья их, наверно, ни разу
Так до сих пор прочитать не успели.
Собственно, всё.
— Ну а дом-то – построил? Дерево там?
— Не представился случай…
Ну а другие – что пишут такое?
Чьи отношения с вечностью лучше?
Ангел неспешно блокнот пролистает:
— Много тут разного было народа.
Вот у спортсмена медаль золотая,
Пара учёных, борцы за свободу…
Но в основном с этим полная шняга,
Видишь: в блокноте что имя – то прочерк.
Их уж и близкие помнят не очень…
— Значит, и я туда – медленным шагом?
Снимет очки и слегка улыбнётся
Ангел с блокнотом в зелёной обложке,
Где на правителе, на полководце,
Кинозвезде и философе тоже –
Цифры, горящие пламенно-красным
И направления в область иную…
— Ты ж не туда собираешься часом?
— Если по-честному – не претендую.
— Вот и отлично. Так – медленным шагом?
И по дороге, что очень знакома?
И, усмехнувшись, мне вручит бумагу
С вечным маршрутом – с работы до дома.