Поэт, переводчик, эссеист. Родился Герман Евгеньевич Власов в 1966 году в Москве. Окончил филфак МГУ.
Автор нескольких поэтических книг, среди которых – «Девочка с обручем» (М., Воймега, 2016), «Серебряная рыба золотая. Избранные стихи 2003 – 2019» (М., Арт Хаус Медиа, 2020), «Пузыри на асфальте» (Киев, Друкарский двор Олега Фёдорова, 2021).
Лауреат международного литературного Волошинского конкурса (2009).
Лауреат Премии Фазиля Искандера (2021).
Живёт в Москве.
Содержание
«Комочек»
стихотворения
***
комочек а будет фигура
всё видит но не говорит
всё прочее литература
одними губами корит
язык её заумь и возле
а звуки не то и не те
ей хочется к маме на воздух
и ползает на животе
растёт теребит понимает
что в доме не только она
что белая яблоня к маю
и жимолость будет видна
зачем почему не иначе
посёлок восходом двоим
откроет закроет и спрячет
с придуманным словом своим
***
было воздуха больше объёма
простота не сказать нищета
по дороге от серого дома
я машины по пальцам считал
я влюблялся в модельную дашку
и не взяв возвращался домой
ключ под ковриком дверь нараспашку
в мутной банке букет полевой
одинаково сиро и голо
мутро серо читай типово
начинали светиться глаголы
как цветы для меня одного
было важно паркетом не хрустнуть
я картонный парнас покорил
и на лестнице с жёлтым линкрустом
с наслаждением космос курил
***
Чубушник — белый сарафан поблёк,
с теплицы целлофан шуршит, как на морозе куртка.
И длинный листопада сон, тот,
чей рисунок невесом, дымок перечеркнёт окурка.
Под тусклым небом октября,
войти, его дремоту для, штакетника огладив спину.
По склизким листьям в тусклый двор войти,
в дом щитовой, как вор, как ветер входит в окарину.
О чем мелодия твоя, что может ветер изваять?
Возвысится волной и тонет.
Железом кровельным стучит,
обидится и замолчит, тепла не удержав ладоней.
Осенний ветер бедный Фирс сравнить бы мог
с волной о пирс, сном падчерицы, отрезвленьем,
твердящим, что спасенья нет,
но солнца обернётся свет и пахнет яблоневым тленьем.
Нет, есть в отечестве пророк и жизнь,
спеленута в комок печатной жёлтой целлюлозы,
запахнув серой, задрожит и — пламя весело бежит
по вырванным страницам прозы.
(букет)
хорошо бы какую посуду
на шкафу если встать на кровать
красоту принесли отовсюду
и не жалко ее обрывать
вот лохматое пламя сирени
одуванчики бронзой монет
незабудок теснят акварели
собирают на кухне букет
колокольчик герань луговая
лютик майника скошенный рот
и не страшно когда грозовая
на посёлок армада плывёт
хорошо что из разных названий
луговые растенья в воде
отменяют язык расстояний
значит места не будет беде
и наверное будет не страшно
если к ужину сослепу вдруг
с затаённой обидой вчерашней
в окна майский ударится жук
* * *
без вас обоих как без верных слов
все остальное слишком непонятно
где ткань а где канва уток и шов
белила сурик масляные пятна
и наконец апреля благодать
наружный блеск зов дудочки лукавой
и я рискую весело блуждать
как по холсту ван гога куросава
а с вами и секунды небыстры
то под руку то порознь сестры-рыбы
трава деревья звезды и костры
в одну ладонь устроиться могли бы
и улица чья башенка остра
и лестница не якова витая
храни тебя от вымыслов сестра
серебряная рыба золотая
Верлибр
мне позвонила западная славистка
сказала власов почему вы пишете в рифму
тексты ваши с душком 70-х
вот каневский давно исправился
караулов старается
и посмотрите какая у нас молодёжь
это просто вредительство какое-то
ну как мы станем вас переводить
друзья я не знал что ответить этой даме
теперь я не получу гранта
(о эти дети капитала гранта)
я никогда не увижу америку
обо мне не расскажут по радио свобода
я всегда буду появляться в свитере и джинсах
курить явскую яву (о явская ява)
с этой острой мыслью я проснулся
солнце ломилось в комнату жидким янтарём
снег плавился я услышал стук капели
напоминающий короткие гудки
международной телефонной связи
ну вот и весна
***
Есть улица и область есть двора.
Мужчина с зеркалом овальным
идёт с добычей метр на полтора,
день делая зеркальным.
Вот он раскинул руки, семеня,
по сторонам глядит он и под ноги;
а то стоит — июньская земля
отобразилась в нем в итоге;
пристроит поудобней, понесёт,
и — спичкой по коробке — позолота
по окнам серым — зайчиком мелькнёт.
Не просыпайся. Нет. Суббота.
Багаж любви — не смять, не умалить,
не выронить и не поставить в угол.
Нести, держать умение любить,
похожее на купол.
Он обошёл стоянку для машин,
асфальт и облако соединяя,
неся пространства лишнего аршин,
зачем — и сам не зная.
И чем оно мужчину привлекло,
ответить могут лип соцветья, —
нести, держать забытое стекло
из прошлого тысячелетья.
***
Они ушли, а я живу.
Пью кофе, белый хлеб жую,
ломаю сигарету.
Они — Наташа, Вова, Глеб —
едят другой, воздушный хлеб,
ведь их на свете нету.
Туман и ветер их паек,
а молния — что огонёк
китайской зажигалки.
Им ландыши — одеколон,
как наволочка синий лен —
им хорошо, не жалко.
И лучше не могло и быть —
за пазухой у света жить,
в любое время года
витою ватою висеть,
не думать, что с утра надеть,
и не платить за воду.
А я, привязанный к земле,
рубли считаю на столе,
живу, наверно, сложно.
Своей не чувствуя вины,
я не завидую иным,
я — здесь, потрогать можно.
От чайника вдыхаю пар,
бензин, табачный перегар,
а стиснет горло снова, —
гляжу, как поступь их легка,
и называю облака:
Наташа, Глеб и Вова.
***
«Мне голос был…»
А.А.А.
скрипит задыхаясь мебель
в нахлынувшей тишине
как только отсюда съедем
забуду я о войне
о красном ее хорее
и частом стуке в груди
ознобе о поскорее
рассудок мой укради
от окон забитых ватой
и стынущих батарей
пока не распался атом
бежим о бежим скорей
опустим глухую штору
войдём в нагретый поток
о дай мне глоток опору
ладонь поцелуй платок
до ставшего солью смысла
и солнца бьющего в щель
несёт свои коромысла
рекою ставший ручей
бежим но бежим откуда
и обернувшись куда
я родины не забуду
соль свет облака вода
квадраты линии трубы
овалы воздух и дух
и эти волосы губы
руки замкнувшие слух
***
Тлен прорастает трава апреля,
при том, что больно глазам
солнца в дверях. И синичьи трели,
всё уже рассказав,
будут назавтра смелей и гуще.
Час от часу теплей,
ибо ближе райские кущи —
кобальт. А из дверей —
облако над пустым посёлком,
выстуженным и сырым.
Тлен, распутица, кривотолки —
участь всякой дыры.
Полно! На десять жизней хватит
взвешивать хтонь и стыд,
но глядишь из неё на скатерть
неба и солнцем сыт.
А метроном капели по впалым
снега серым щекам
всё говорит, что большое в малом,
что сокровище — там.
***
«Прошу Вас, умоляю Вас…»
Бибихин
Среди плотной сочной травы,
незабудок и бересклета
одуванчик идёт на вы,
чтобы стать негасимым светом.
Гуд шмелиный повис в ушах,
подпирают дальние громы.
Опериться и сделать шаг
в охру розлитую над домом,
в этот плавающий тёплый мёд
золотистый привкус побега.
Кто плечом подпирает, льнёт,
различает в уме победу
от суглинка сонной беды,
обращающей воздух в камень;
кто там с той стороны слюды
за большими стоит гудками;
с кем синхронно скажем алло
из надтреснутой выси синей…
Свет фаворский, дуга гало,
мысли лёгкие абиссиний.