Перейти к содержимому

ОЛЬГА ЕРЁМИНА

Поэт, писатель, литературный редактор. Родилась в рабочем посёлке недалеко от Кинешмы, где впадает в Волгу река Мера.  Жила в просторном Тольятти, купеческой Калуге, древнем Торопце.  Работала учителем, сторожем-истопником, литературным редактором, экскурсоводом. Печататься начала в 12 лет – стихи. С тех пор стихи – всегда. Сейчас пишет главным образом исторические романы. Автор книги «Сказание об Иргень», готовятся к печати «Котёл Господень», «Белые кречеты», «Не страшимся!» – об истории России.

Лауреат Международной литературной премии имени Стругацких (2017). Важная веха 2023 года – участвовала в фестивале «Звёзды над Донбассом», проходившем в Мариуполе.

Живёт в Москве.

Иволга в малине

Рассказы для детей

Гроза

Сквозь сон я услышала, как посвистывает иволга. Вскоре посвистывание сменилось новыми звуками – иволга фырчала, как рассерженная кошка.

Я открыла глаза: четыре утра. Сумеречно. Иволга зафырчала тревожнее – и вскоре долетели до моего слуха громовые раскаты. Далеко-далеко, за лесами, за Волгой, ворочались огромные жернова, мололи жаркие июльские дни.

Гроза приблизилась, иволга замолчала. Подул ветер, взъерошил берёзы.

Запокапывало. По лесной малине и приречной мать-и-мачехе, по чесночным и картофельным грядкам, по широким листьям кабачков и огурцов, по крыше нашего старого дома. Запокапывало – и полило.

«Хорошо! – думала я, засыпая под ровный шум дождя. – Грибы пойдут!»

Река поднялась

Целый день лил дождь. Ночь лил. И на второе утро лил. А к обеду перестал.

Всеслав съездил на велосипеде на речку. Вернулся – говорит:

– Вода поднялась на целый метр! Остров затопило!

Действительно, речку нашу, Мочу, было не узнать. Неглубокая, прозрачная, каждую песчинку видно, превратилась она в широкий мощный поток, подобралась к ивняку, затопила песчаный остров, намытый весенним половодьем, глинистые выступы обрыва у омута и бывшую мельничную плотину, которую здесь по-старинному называют – плотинА. Яркий куст плакун-травы, выросший на плотине, стоял по колено в воде. Розовые соцветья подрагивали под напором.

Запах у реки был особенный, ни с чем не сравнимый.

Вода, процеженная лесными мхами, вобравшая в себя дух приречных ольшанников, цветом стала похожа на драгоценный топаз-империал. Над плотиной, казалось, был туго, без единой складочки, натянут прозрачный шёлковый платок, и по его поверхности стремительно неслись сухие семена берёзы. Течение било в наш берег.

Мы с Валей, с трудом удерживая равновесие, вошли в воду. Там, где было по щиколотку, стало по пояс. Там, где по пояс, – до дна не достать. Но не холодно – видать, дожди-то тёплые были.

Непременно быть грибам!

Грибы пошли

Промокший лес ещё не отряхнул капли с веток, как мы собрались по грибы. Миновали луговину, перешли по мосту Мочу и через придорожные кусты свернули в ельник, где обычно лисички растут.

Лисички не подвели – выросли. Сидели они под мелкими ёлками, выглядывали из-под поваленных стволов, торчали из-под веток. Лисичку так просто не срежешь, сначала её надо выпутать из переплетения тонких веточек и травинок. Это на высокой моховой подушке лисички легко собирать, а среди ёлок – поди-ко достань!

Вскоре вышли мы к глубокой свежей борозде, пропаханной через ельник и сосняк. Это специальный трактор прорезает борозды большим тяжёлым плугом, чтобы пожар не мог распространяться по лесу.

Вдоль борозды мы добрались до места, где попадаются белые грибы и боровики – так в нашей деревне называют подосиновики. Заросшее брусничником и черничником, место это – сплошная полоса препятствий: когда-то здесь пронёсся ураган, и теперь надо всё время перелезать через упавшие стволы, огибать огромные ямы от вывороченных деревьев, продираться через подрост.

Первый белый и первый боровик уже отправились в мою корзину, как набрела я на целую поляну боровиков. Вон, в брусничнике, – один, у вывороченного корня – второй, под ёлкой – третий. И все огромные, шляпки с суповую тарелку. Срезали мы первый – червивый, потрогали второй – уже обмяк. На еду не годятся.

Валя, сестра моя троюродная, говорит:

– В старину такие грибы брали – скотину кормить. Коровы ели. Отчего не есть? Белка много, полезно.

В низинку спустились – там один за другим белые стоят. И тоже все изрослись.

Говорю:

– Поленились мы вчера, сразу после дождя, в лес идти. Они, видать, как раз тогда и вылезли, маленькие были, крепенькие. А теперь – как лопухи.

Лопухи эти мы не тронули: споры созреют, в землю упадут – грибы в лесу не переведутся. А ты смотри внимательно: часто недалеко от лопуха и малыш прячется.

Попуты

После дождя в ельнике дружными семьями выросли крупные красивые грибы сизоватого цвета.

– У нас их называют попуты. Вкусный гриб! – сказала Валя.

И нарезала себе полную корзину попут, положила ножками кверху. Ножки у них короткие, крепкие, полые, шляпки гладкие, с ямочкой, мокрые, блестят среди опавших игл – загляденье. А я-то считала их несъедобными, обходила стороной!

– Вымочу, посолю – мне на зиму и хватит, – радовалась Валя.

Я тоже нарезала попут. Корзина сразу стала приятно тяжёлой.

Дома я заглянула в книгу о грибах. Млечник обыкновенный, или гладыш, гладырь – так называется этот гриб. Ценится он за прекрасные вкусовые качества.

Почему же в нашей местности их так называют?

– Идёшь за белыми, а они по пути попадаются. Вот и попуты, – улыбнулась Валя.

Иволга в малине

Малина спеет не враз – постепенно. Однажды, проходя мимо малинника, вдруг замечаешь две-три алые ягодки – с радостью срываешь, кладёшь в рот: сладка! Через день уже наберёшь стаканчик, а потом и литровочку.

После дождей, без солнца, малина бывает водянистая – водопелая. А если ливни сменяются жарой, тогда малина и крупна, и сладка. Всего-то с десяток ягод сорвёшь – а уже полная пясточка!

Иду я раз солнечным утром мимо малинника. Тихо иду, босиком. Осторожно по тропинке между грядок ступаю, на капли росы любуюсь. Блестит роса и на оранжевых ноготках, и на розовых ромашках космеи, и на опушённых листьях мяты, и на цветущей мелиссе. Такой уж у тёти Вали огород – весь цветами зарос.

Огород на солнце, а малинник ещё в тени: крыша дома его закрывает. И в этой тени я замечаю птицу редкостную: на голове платочек жёлто-зелёный, скромный, клюв серый, крупный, крылышки серенькие, брюшко белое с рябинкой. А птица меня не замечает, делом занята: лапками за ветку держится и клювом к ягоде тянется, изгибается, ухватить стремится.

Тут я ближе подошла, птица меня заметила – и была такова.

Кто же это? Шаль жёлто-зелёная, сама птица покрупнее скворца будет, помельче дрозда.

И тут вспомнила я, как иволга перед дождём в берёзах свистела. И догадалась: это она и есть – иволга.

Самца иволги всё по картинкам знают: спинка и грудка ярко-жёлтые, крылышки и хвостик чёрные, и на конце хвостика золотой каймой оторочено. А самочка скромнее наряжена: платочком подвязана, жёлтое платье только из-под хвостика виднеется.

И так у меня тепло на душе стало: иволгу повстречала! Теперь ещё раз хочу увидеть. Хоть каждое утро в малиннике поджидай!

Ястреб-окунятник

Бывают ястребы-перепелятники, бывают тетеревятники. А я повстречала ястреба-окунятника.

Принесли мы из лесу две корзинки грибов. Попались нам и белые, и боровики-красноголовики, и лисички, и сыроежки жёлтые, крепенькие, кулачком. Села я грибы разбирать. Валя и Всеслав взяли банку с червями и отправились на речку – рыбу ловить.

Долго их не было. Я уже все грибы перебрала, порезала, отварила и по банкам разложила. Сначала я кладу в банку душистый смородиновый лист, пару листочков малины с колючими жилками на изнанке, глянцевых вишневых добавлю, грибы положу, в них чеснока порежу, венчики укропа порву для запаха, а сверху укрою грибочки широкими листьями хрена.

Поставила я банки рядком возле печки, в окно глянула – идут мои рыбаки. Гордо несут одного окунька длиной с детскую ладошку. Сын рассказывает: поймала тётя Валя большого окуня, на траву вытащила, а берег крутой, окунь на траве подпрыгнул – раз! – и в воду. Валя кивает: правда!

И к холодильнику, и давай в стаканы молока наливать да чернику сыпать! Пьют, смеются, рот от черники синий.

Я взяла окунька за хвост и отнесла за колодец, где у нас кошачья черепенька стоит. Туда положила и в дом вернулась. Своего кота у нас нет, чужие изредка забредают – вот им и достанется.

Вскоре выхожу вновь огород поливать – и с порога вижу: из-за колодца взлетает большущий ястреб. Неудобно ему взлетать: с одной стороны колодец, с другой сарай, с третьей – берёзы. Не особенно-то размахнёшься. Но он изловчился, боком как-то поднялся над крышей сарая – и уже там в полную силу полетел.

Я заглянула в черепеньку – нет окушка.

Вот и выходит: ястреб-окунятник.

Кашник

В субботу по деревне пахнет дымком – все топят бани.

Мы тоже наносили из колодца воды, из сарая принесли дров – Валя затопила баню.

Баня топится небыстро. Надо, чтобы вода в котле, вмурованном в стену печки, стала горячей. И чтобы стены деревянные прогрелись.

Дома Валя достала глубокое глиняное блюдо, отмерила стаканчиком пшена, залила его молоком.

– Ура! Кашник! – обрадовался Всеслав.

Блюдо с пшеном Валя поставила в топку, когда огонь уже прогорел. Угли разгребла и на под поставила. На поду пшено долго томится, становится сладким, мягким.

И вот Валя торжественно вносит кашник в дом. Мы уже приготовились: масло достали, ложки в руках держим. Над пшеном – красивая коричневатая корочка.

Кашник едят прямо из блюда. Положат сверху кусочек масла – оно тает, пшено пропитывается. Мы втроём сели вокруг стола – весь кашник съели за милую душу. И ложки облизали.

За черникой

За Мочей – холм, поросший мачтовыми соснами. Среди сосен – черничные поляны, кучи, как называет их Валя. Найдёшь хорошую кучу – литр наберёшь. Ведёт через этот лес Фёдоровская тропка.

Отправились мы за Мочу. Сначала мост перешли, в лес свернули. Там, в зарослях крапивы и таволги, в черёмуховых кущах, течёт речка Вязовка. Через неё ольховое брёвнышко перекинуто.

Переправились мы по брёвнышку, затем с Фёдоровской тропки в чащу свернули.

Тут вдруг темно стало, мрачно. Гром где-то за Волгой раскатился.

– Ничего, далеко ещё, успеем набрать!

Нашли кучу, собираем быстро. Комары ярятся. А гром всё ближе.

Вдруг комары смолкли. Тишина такая, что мурашки по коже бегут. Совсем темно стало. Вдруг как грянет над самой нашей головой, как польёт!

Побежали мы домой. Ёлки нас не пускают, за одежду цепляются, сучьями штаны рвут. А пуще всего лисички мешают – без конца на глаза попадаются, так и просятся: возьми да возьми в корзину!

Не до вас, родимые!

Прибежали мы домой – тут и дождь перестал. Вылили мы воду из резиновых сапог, развесили одежду сушиться и чаю горячего с мятой напились.

Фёдоровская тропка

Фёдоровская тропка вся поросла мхом. В тени он зелёный, а на открытых местах желтоватый, словно выгорел. По краям лисички красуются, из чащи сыроежки выглядывают, красноголовики дразнятся – возьми нас в корзину!

В этот раз мы к вечеру в лес отправились, когда жара спала. Солнце к закату клонится, сквозь кроны сосен пробивается, лучи пучками на мох падают, зажигают на нём дождевые капли. Кажется, что сам воздух светится.

Листья берёз колышутся, сосновые ветви покачиваются – солнечные пятна скачут по зелёным и жёлтым мхам, по красноватым сосновым стволам, дробятся, множатся в каплях. Красиво так, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Под полог леса входишь – никакой черники не видишь, одни только блики перед глазами. Вглядываешься, привыкаешь, пока наконец не начинаешь различать на низеньких кустиках то чёрные, то густо-лиловые ягоды.

Рябчик

Черничная охота привела меня в самую гущу елей. Вокруг старого пня завидела я особенно крупные ягоды. Шагнула туда – фырр! – шумно взлетел из-под ног рябчик. Только пёстрые крылья перед глазами мелькнули.

Нагнулась я – а ягоды-то все поклёванные: шкурки на веточках висят, а мякоть словно выпита. Знать, не одной мне крупная черника приглянулась.

Берёзовые качели

Возле Валиного дома – две высоких старых берёзы. На берёзах этих метрах в десяти над землёй подвешены толстые железные цепи, какими застрявший трактор можно вытащить. Каждая цепь внизу петлёй склёпана. Между петлями лежит довольно длинная широкая доска. Это деревенские качели.

Когда я десять лет назад привозила в Крутые своего маленького сына, эти качели уже были. Когда я двадцать лет назад привозила сюда свою маленькую дочку – они уже висели. Когда я давным-давно со своей бабушкой приезжала сюда в гости, вся деревенская детвора каталась на этих самых качелях.

Кто их обустроил? Кто и когда залез на берёзы и повесил на них тяжёлые толстые цепи? Никто в деревне этого уже не помнит. Но по-прежнему по вечерам вся ребятня: Ксюша, Саша, Катя, Рита – здесь, на берёзовых качелях.

Раскачиваются они медленно, широко. Взлетают высоко, выше шиповника, выше сирени. Так высоко, что даже жутко становится.

Нигде больше таких нет.

Это наша достопримечательность.

Все наши

В сельском клубе ребят всегда встречает заведующая. Все зовут её по-родственному – тётя Таня. Она с ребятами рисует, шьёт, песни поёт, танцы разучивает. В августе все жители возле клуба собираются – празднуют День села.

И в начале мая все собираются – возле памятника односельчанам, погибшим на Великой Отечественной войне. На скромном памятнике – почти сто фамилий. По семь Смирновых и Коростелёвых, по шесть Донцовых и Лещевых, Клюкины, Кашины, Вьюгины, Колпаковы, Лёзовы… Вокруг липы – их ветераны посадили в 1975 году, когда тридцать лет окончания войны праздновали. Липам тем уже почти полвека.

Все собираются возле памятника – убраться, цветы посадить, липы побелить.

Все наши.

Пол-арбуза

Приехал к нам друг, привёз огромный арбуз. Мы отнесли его в огород, положили на траву и поливали из шланга – мыли. Потом разрезали – красный!

Ели мы его, ели – никак съесть не могли. Больше половины арбуза осталось.

Из окна, от качелей, были слышны детские голоса. Я позвала самую старшую девочку – Ксюшу:

– Дело важное, – говорю. – Надо съесть пол-арбуза. Вы с ребятами справитесь?

– Попробуем, – неуверенно сказала Ксюша.

Мы порезали арбуз на дольки, сложили в тазик, и Всеслав отнёс всё это к качелям.

На некоторое время голоса смолкли.

Потом опять зазвенели.

Ну, стало быть, съели!

Палатка

Приехал в гости Юра со своими внуками: Яриком, Аней и Машей. Для Вали Юра – родной брат, а для внуков – дед.

Юра привёз с собой приспособления для костра и палатку.

На лугу, на окошенном месте, он быстро поставил палатку. Все дети по очереди залезли в неё, в окошечко выглянули. А когда вылезли, Юра палатку разобрал – и свернул! И говорит мальчишкам:

– Я буду рыбу жарить, а вы палатку ставьте!

И отошёл подальше, где кострище устроено. Развёл огонь, поставил на него внушительную такую сковородку, маслом полил, рыбу положил, посолил, сверху кружочками лука посыпал – жарит.

Всеслав и Ярик принялись палатку ставить. Колышками дно прищепили, длинные дуги собрали, вдеть пытаются – не получается! И так, и эдак крутили – ничего не выходит.

Дед на них со стороны поглядывает лукаво, помалкивает.

Тут ребята догадались, что дуги надо крест-накрест вдевать. Сразу дело на лад пошло.

Юра сковородку с огня снял, чайник на её место поставил. Тут Ярик зовёт:

– Дед! Иди смотри!

Юра не спеша вокруг палатки обошёл.

– Вот задний колышек ещё надо вставить! Где он? Та-ак. И наверху крючок на перекрестье закрепить. Молодцы, справились! А теперь обедать!

Наелись ребята рыбы, коврик в палатку затащили, спальный мешок постелили – и улеглись довольные.

Тренировка

Аня зимой занимается лыжами. А летом её Юра по-своему тренирует. У него лыжероллеры, у Ани ролики. Они выезжают за деревню, где асфальт ровный, и бегут.

Вот уехали они. Мы в огороде малиной лакомимся.

Глядь – туча набежала, берёзы зашумели, крапивой запахло. Дождь как польёт!

Мы в доме спрятались, шашки достали, в Чапая играем. Окна открыты, и слышен ровный шум.

– Как там дед под дождём? – вздыхает Ярик.

– Как там Аня? – вздыхает Маша.

Дождь перестал, солнце выглянуло. Мы во дворе на стол накрываем, пельмени варим.

Тут и Юра с Аней вернулись – мокрые до нитки. Довольные!

Аня говорит громко:

– Мы десять километров пробежали!

Юра говорит потише:

– Ну как десять… От Крестов до Шумилова восемь. И обратно.

Гонобобель

Юра поехал с нами на машине в дальний лес. Едем по дороге медленно, на обочину смотрим. На обочине кусты, а к ним ленточки или платочки привязаны: так каждая хозяйка своё заветное место помечает.

Остановились. Валя говорит:

– Пойдёмте, я вам настоящее болото покажу.

Углубились мы в лес, и вдруг стройные сосны кончились. Пошли маленькие, корявые, мох глубокий, светло-зелёный, даже как будто беловатый, под ногой вода выступает.

Запах на болоте особый, с кислинкой. Растут здесь невысокие кустики с узкими тёмно-зелёными листочками – багульник. Листик сорвёшь, в пальцах разомнёшь – пахнет багульник по-особому, остро, пьяняще. Если долго дышать, можно даже отравиться. А цветёт он весной – белыми душистыми соцветьями.

Дальше другие кустики торчат, повыше черничных, веточки деревянистые, листья как будто светлым налётом покрыты. Ягоды крупные, немного вытянутые, но пока ещё зелёные. Это голубика, по-здешнему – гонобобель.

– Недели через две надо приезжать, – говорит Валя, – как раз созреет!

Три совы

В дождь в деревне тихо. В Валином доме стучит негромко старинная швейная машинка. Из разноцветных лоскутов шьёт Валя пестрые одеяла, покрывала, подушки и прихватки.

Сшила три подушечки – три совы: под голову подкладывать. Глазастые получились.

Ярик просит:

– Подари мне сову! – а сам уже одну облюбовал, обнимает.

Маша говорит:

– И нам с Аней тоже сову! – и вторую обняла.

Всеслав третью под себя подгрёб:

– И мне тоже!

Так все три совы и разлетелись в разные стороны.

Айк и паук

Юра, Валин брат, живёт в маленькой деревне на берегу речки Ширмокши. Ширмокша, как и Моча, впадает в Волгу, точнее, в водохранилище. Но водохранилище от Юриного дома совсем близко, и потому некогда маленькая быстрая речка стала широкой и ленивой: Волга её подпирает.

У берега сразу глубоко. Лестница устроена и широкие мостки.

Вокруг перил обвился какой-то плющ. Стали мы лестницу очищать, плющ срывать – листья сухие в воду полетели, тонкие ветки берёзовые. Смотрим – что-то на воде шевелится. Пригляделись – два здоровенных паука, сантиметров по пять-шесть. Да страшные такие! С мохнатыми лапами. И не тонут, по воде плывут.

Тут соседка пришла купаться. Пауков увидела – да как завизжит!

Прибежал Айк – умный охотничий пёс. Пришёл Максим – хозяин Айка.

А соседка визжит так, будто стадо пауков-мутантов на неё нападает.

Максим и скомандовал Айку:

– Взять!

И на воду показал.

Айк сразу в воду кинулся, плывёт, а кого взять – не понимает. Максим на пауков пальцем показал. Пёс кивнул, подплыл поближе, рот раскрыл и схватил того паука, что покрупнее. Паук у Айка во рту оказался.

Айк на берег вскарабкался и вдруг как закашляет, зачихает – и выплюнул паука. Заскулил и убежал. А пауку хоть бы что.

Стали мы паука рассматривать: восемь мохнатых лап, чёрные бусины глаз, чёрные полосы на мохнатой спине – настоящее страшилище!

Ярик вдруг закричал:

– Не выпускайте его!

И побежал в дом за своим планшетом.

Сфотографировал он паука и нашел его в интернете. Оказывается, это паук-волк. Укус его вызывает зуд и боль.

До вечера Айк лежал в тени, печально положив голову на лапы. Глаза его смотрели на нас с укором. Я чувствовала себя виноватой и после ужина отнесла ему кусок сочной сардельки. Айк проглотил и по-собачьи улыбнулся. Или мне только показалось?

Как мы эхо изучали

У Юры есть настоящая туристическая байдарка. Длинная, синяя, «Таймень» называется. Дети просят:

– Дед, можно покататься?

Юра разрешил.

На место капитана как самый старший сел Всеслав. Он уже давно грести научился.  На место матроса – одиннадцатилетняя Аня. Она девочка тренированная, занимается лыжами, но и весло в руках держать умеет.

Туда, где обычно туристы кладут рюкзаки, сел Ярик – без весла, пассажиром.

Машу – ей четыре года – ребята оставили на берегу. Она не расстроилась:

– Меня потом дед покатает!

– Можете идти, но только вверх по течению! – предупредил Юра.

Вёсла упёрлись в воду, и байдарка устремилась вперёд – туда, где лежит посреди реки остров, за которым берег встаёт крутой горой.

Лодка пролетела метров триста и – скрылась за поворотом.

Мы с Машей остались на мостках вдвоём.

Сначала мы изучали жизнь муравьишки, который ползал в щели между досками. Потом смотрели, как охотился на рыбу ястреб. Он плавно кружил над рекой, а затем резко сложил крылья, ринулся вниз, крылья выгнул, а лапы с когтями вперёд выставил. Рыбу схватил – и мгновенно взмыл ввысь.

С крутого берега к воде склонялись кустики малины. На них висели спелые ягоды, но высоковато – Маше не достать. Я достала ягоды, она их съела.

Мы посмотрели вдаль, на остров. Ребят видно не было.

Спустился вниз Юра с корзиной, в которой лежала только что выкопанная картошка с красной шкуркой. Окунул корзину в воду, поболтал ею – картошка сама себя и вымыла. Поднялся вверх.

Мы снова сидели на нагретых мостках. Солнце склонялось к дальнему берегу, поросшему тёмным лесом. Серые цапли, вытянув шеи, летели со стороны Волги вправо, в тростники. Золотом сверкали на солнце крылья чаек. Недалеко от нас в воде появилась небольшая голова: это ондатра деловито плыла кормиться.

А ребят всё не было.

Я немного встревожилась. Думаю: позвать их, покричать.

Говорю Маше:

– Сейчас, Маша, мы с тобой будем эхо изучать.

И закричала, приставив руки ко рту:

– Все-сла-ав!

По гладкой речной воде звук покатился легко, донёсся до холмов правого берега, ударился о них и вернулся к нам: «Сла-ав!»

– А-ня! – крикнула Маша.

Но слабо крикнула. Не вернулось эхо.

Тогда мы вместе с ней крикнули:

– А-ня!

И замерли. Звук понёсся по воде – и вернулся эхом. И в это же время издалека, из-за тростников, от высокой горы долетело до нас едва слышное:

– А-а!

Прибежал Айк. На нас с Машей взглянул, потом вдаль.

– Чего вы кричите? – спросил Юра, появившись на лестнице.

– Мы эхо изучаем! – ответила Маша.

– Они уже плывут, отзываются, – сказала я.

Тут далеко-далеко, у острова, блеснули лопасти вёсел.

– Ура! – закричали мы с Машей. – Они возвращаются!

– Конечно, возвращаются, куда ж они денутся!  – пожал плечом Юра. – Там же речка совсем мелкая и узкая становится.

Сказал так и пошёл самовар ставить.

Когда байдарка приблизилась, мы вскочили на ноги. Маша даже подпрыгивала от радости, спрашивала:

– Вы нас слышали? Мы вас звали!

– Слышали, – говорит Всеслав, – только сначала не поняли, что это вы нас зовёте. Так то-онко что-то зазвенело, долетело такое: а-а!

– А-а! – взяв выше, изобразила звук Аня.

– Мы до самой ужинЫ дошли, – хвастался капитан, – за вторую деревню. На полкилометра дальше, чем мы с тобой раньше заходили.

– Мы столько цапель вспугнули! – радостно сказал Ярик.

– Молодцы! – произнёс Юра. – А теперь байдарку вытащить из воды и ужинать!

Наверху, рядом с лестницей, стоял мощный стол с широкой столешницей. Ждали нас на том столе картошка с сардельками, свежий хлеб, огурцы с помидорами и чай с печеньем.

Как стать ёжиком

За Юриной деревней – асфальтированная дорога. За дорогой – скошенный луг.

Солнце село, облака серебристые порозовели – снизу подсвечиваются.

На лугу туман появился, стелется, слоится.

Вскоре туман распух и в прогал между кустами на дорогу вытек. Холодом пахнуло.

Всеслав с Аней пошептались, говорят:

– Можно мы в туман пойдём?

– Зачем?

– Интересно, как там, в тумане.

– Ага, как ёжик ходил.

И пошли.

Сначала их фигуры слегка виднелись, а потом и вовсе пропали. И голоса не слышны.

Туман – как молоко в кастрюле – ещё больше поднялся, по дороге растёкся. Совсем зябко стало. А ребят не видно и не слышно.

Наконец появились – фонариком светят.

– Привет, ёжики! Где вы блуждали? Мы вас не видели.

– Мы вас, – говорит Аня, – всё время видели.

– Страшно в тумане?

– Совсем не страшно, – сказал Всеслав.

Ещё бы! Даже если страшновато, он не признается. Он же взрослый. Ему уже тринадцать лет.

Омут

На Моче, выше плотинЫ, – омут. Над омутом берег крутой, обрывистый. Из-за таких берегов и назвали нашу деревню – Крутые.

И мальчишки, и парни молодые, и мужчины – все с разбегу в этот омут прыгали, в самую глыбь. Вынырнут, отфыркиваясь, и сбоку вверх по глинистому обрыву карабкаются, чтобы снова разбежаться – и прыгнуть.

И вот нынче, после ледохода, полая вода подмыла край берега. Треснула земля наверху. Целый пласт сполз в речку – вода размыла его, унесла вниз по течению. Стал обрыв наш – уступом. Теперь, чтобы до глубины допрыгнуть, надо о-очень сильно разбегаться и отталкиваться.

Всеслав в первые дни не решался. А потом, когда от дождей вода поднялась, разбежался изо всех сил да ка-ак прыгнет! Брызги во все стороны! Вынырнул довольный – все видели, как он летел: и тётя Валя, и Аня, и Ксюша.

Астроблема

196 миллионов лет назад врезался в Землю огромный метеорит. Да не где-нибудь врезался, а как раз там, где наша деревня стоит. Правда, людей на Земле тогда было мало. Никто не пострадал.

Сейчас учёные говорят, что это время было границей триасового и юрского периода.

Упал метеорит на самый берег тогдашнего моря. Взрыв! Миллионы тонн земли взлетели в воздух. Катастрофа!

Кратер образовался внушительный: 80 километров в диаметре. Это первый кратер, который открыли на территории России.

Учёные называют это место Пучеж-Катункская астроблема. Прилетела астра – звезда, бабахнула в побережье и создала на Земле проблему.

Наша деревня – на самой кромке астроблемы.

Синяя глина

После взрыва метеорита кратер заполнило море. Жили в нём огромные плезиозавры и ихтиозавры, рыскали хищные акулы, шевелили щупальцами аммониты и, словно торпеды, плавали белемниты. На дне этого моря накапливался и спрессовывался ил, превращаясь в синюю глину.

Было это 150 миллионов лет назад.

Под обрывом Мочи, возле самой воды, – целый пласт такой синей юрской глины. Вылезать из омута по ней трудно – уж очень она скользкая.

Достали мы комок этой глины, на широкий лист мать-и-мачехи положили – и принялись мазать ею лицо, руки, плечи и живот. Намазались, к солнцу повернулись – и стоим, высыхаем. Ребята из воды на нас глядят – смеются: мы словно кикиморы болотные!

Мы им говорим:

– Зато полезно! Такая глина в магазинах продаётся, а у нас – даром. Только достань!

Девчонки вылезли из реки на песок, тоже себе лицо и плечи раскрасили. Стоим, сохнем. Солнце припекает. Глина на наших плечах голубеет, светлеет, корочкой покрывается, кожу слегка стягивает. Я на своё светло-серое плечо смотрю и думаю: эта глина ихтиозавров видела!

– Пора! – скомандовала Валя.

Мы в воду побежали, глину смываем. А она мылится, смывается плохо. Зато потом кожа гладкая, нежная.

Бабочки на мелиссе

Нынче мелисса на Валином огороде вымахала в человеческий рост. Верхушки стеблей у неё густо опушились розоватыми мелкими цветочками. В жару пряный дух от мелиссы – по всему огороду.

Очень нравится это бабочкам под названием павлиний глаз. На каждом стебле сидят – нежатся. Издалека кажется, будто на мелиссе распустились диковинные цветы: жёлтые, красные, синие, переливчатые. Подойдёшь близко – они взлетят разом, покружатся и вновь садятся, глазами павлиньими хлопают.

Ноготки

На Валином огороде – на луковых, чесночных и морковных грядках – в полную силу расцвели ноготки. Их ещё календулой называют.

– Сами сеются, сами растут! – говорит Валя. – Я их дергаю, а они растут. Собирай! Высушишь – чай зимой будешь заваривать. Или горло полоскать.

Я взяла корзинку и пошла среди грядок – нарвать на зиму ноготков. Отщипывала венчики от маслянистых стеблей, сыпала в корзинку.

Кусты ноготков пышные – и все разные: на одних цветы жёлтые с жёлтыми сердцевинками, на других – оранжевые с оранжевыми, на третьих – жёлтые с тёмно-малиновыми сердцевинками, на четвёртых – оранжевые с тёмными.

Набрала я ноготков и рассыпала на веранде сушиться. И так красиво они лежали: жёлтые, оранжевые, с тёмно-малиновыми серёдками, с зелёными чашелистиками – глаз не отвести.

Наступит зима, заварю я чай, кину несколько сухих цветочков календулы. И расцветёт в моей чашке августовское солнце.

2023 год