Перейти к содержимому

ТАТЬЯНА ШКОДИНА

Родилась в Приморско-Ахтарске в 1971 году, училась в КубГУ на художественно-графическом факультете. Вместе с мужем поёт авторские песни собственного сочинения.
Публикации в журналах: «Окна», «День и ночь», «Жарки сибирские», «Антология Краснодарской поэзии», «Юг Руси», «Союз писателей», «Краснодар литературный».
Автор сборника поэзии: «Монолог дурочки».
Лауреат конкурсов:  «Романс 21 века»(2018), «Золотое перо Руси»( 2020), Международного Грушинского Интернет-конкурса 2022 года.
Живёт в Краснодаре.

«Остров»

стихотворения

Сны

В ночном депо трамвай листает сны –
Страницу за страницей, как романы.
Железных «лат» объятия тесны,
Ведь сны трамвая ночью этой странны
И спящему герою не ясны…
Звенит стекло разбитое на рельсах,
Нарушен ход обыденного рейса –
Трамвай не верит собственным глазам.
Он вынужден «идти по головам» —
Такая ерунда на постном масле!
Рывок. Дворы московские погасли…

Он видит ошалевшую толпу
И слышит тормозов ужасный скрежет –
За турникетом скользкую тропу
Тяжёлый стук колёс на части режет.
…Ныряет в ночь, как будто в скорлупу,
Пытаясь от кошмаров откреститься –
Не улететь! Трамвай – увы! – не птица.
А для кого-то рельсы – эшафот.
Мурлычет на подножке черный кот:
«Мессиррр…. Сегодня будем веселиться!»
И вздрагивает сонная столица,
И чуда ждёт.

Замедляется время…

Замедляется время, и три бесконечных месяца
Растекаются мёдом, прозрачной тяжёлой каплей.
Раскаляется солнце, в распаренном небе бесится,
Неуверенный дождь длинноногой шагает цаплей.

Сквозь промытое облако щурится день июнево,
А в траве одуванчик качается лёгким шаром,
Серебрится на стебле подобием диска лунного,
И свои парашютики всем рассылает даром.

И душа вслед за ними летит в никуда безбашенно,
Пролетает июль, устремляется в август смело…
…Не успеешь очнуться – шафраном листва раскрашена,
И прошедшее лето тебя лишь крылом задело…

Молитва

Так пусто, холодно за спиной…
Как будто снегом мой сад укрыло.
Не требуй много, Создатель мой –
Мне просто вечности не хватило.

Я не был богом, но мог спасти
В своих ладонях живые звёзды…
Как сгустки крови в моей горсти.
Да, я пытался. Но поздно, поздно…

Всё время делал не то, не так,
И вот полжизни прошло впустую…
Пока меня не окутал мрак,
Позволь я что-нибудь нарисую?

Траву и солнце. Морскую гладь.
Почти открытка «привет из рая».
Прости. Ты должен меня понять –
Я просто гибну не создавая…

Я доверяю тебе – себя.
Телёнком глупым в ладони тычась…
На «до» и «после» всю жизнь дробя.
Любовь – прибавить.
Гордыню – вычесть.

Последний трамвай

…Однажды сбежать от себя и сесть в последний трамвай,
Ведь где-то оно существует — потерянное вчера?
А здесь суета сует и вечный в душе раздрай,
Расписанные по минутам безликие вечера…

А если закрыть глаза, то можно увидеть свет.
Тёплый июльский полдень, маленький городок.
Время ползёт лениво. И вряд ли нужен совет
Всё планировать загодя, всему обозначить срок.

Можно смотреть в потолок, листать любимый роман,
В придуманных персонажах свои находить черты…
Уплыть по волнам страниц. Пленительный Зурбаган
Раскрашивать акварелью своей далёкой мечты.

В лавандовой тишине размеренный слушать стук…
То ли часов, то ли сердца… Звук идёт в унисон.
Заснуть и почувствовать кожей тепло материнских рук —
Книгу взяла тихонько, закрыла дверь на балкон.

Не открывая глаз, делая вид, что спишь,
Вдыхать ароматы кухни, маминых пирожков…
Не сравнивать счастье с птицей. Да хоть бы обычный стриж…
Пёстрая жизнь в заплатках, в клинописи стежков.

И ждать, и лелеять встречу. Шагнуть в безмятежный май.
В страну, где находит отдых
твой
последний
трамвай.

Гранит

За дверью – жара июля, а здесь до озноба зябко.
Гранитная пыль летает, привычно жужжит сверло…
Работы ему хватает – от фото распухла папка.
Смерть тоже не отдыхает, берёт под своё крыло.

Девчонка. Старик в медалях. Младенец. Солдат. Подросток…
Ведь то, что кому-то – горе, для мастера только труд.
Машинные заготовки. Навскидку всё очень просто.
И можно не суетиться – «натурщики» подождут.

Он в этом почти что Рембрандт – из мрака выводит лица,
Светлеют глаза чужие под чуткой его рукой.
Вот родственники. Довольны – торопятся расплатиться.
И снова: плита, жужжанье, размеренность и покой.

За это неплохо платят. Премудростям быстро учат –
«Конфетку» из брака сделать, улучшив размытый вид.
И буднично мысль приходит: неплохо б на всякий случай
Хорошее сделать фото. И пусть себе полежит.

Аквариум

В стоячей воде умирает звук,
Движения больше нет…
А главное что-то ушло не вдруг —
Бессмысленно звать вослед.

Молчание тиной лежит на дне,
Зелёной моей тоской…
Не страшно себя доверять волне
И ветер вдыхать морской.

Не страшно нырять, огибая сеть,
Среди серебристых рыб…
Но слово «аквариум» значит «смерть»
Для тех, кто давно погиб.

Для пойманных в сети слова – вода,
Кольнувшая плавники…
Сплошная стена для двоих – одна
И общие поплавки.

Сегодня Рыбак непривычно тих,
Сквозь воду глядит светло…
Аквариум тесен для нас двоих,
Пора разбивать стекло.

Пастушка

Провинциальная «пастушка» –
Уборщица в ночном депо.
Метла в руках ее послушна,
И незатейливый декор
Цветастой шёлковой косынки
Так простодушно некрасив…
К рукам прилипшие соринки,
Морщинок мелких паутинки…
И безнадёжность перспектив.

Трамваи спят, собравшись в стадо,
Отдав метле дневную грязь.
Пастушка их обводит взглядом,
С ночной усталостью борясь.
И вот, на стыке дня и ночи,
При свете блекнущей луны
Надежда в пятнах червоточин
Нахлынет сном что было мочи,
И в этом нет ничьей вины.

Приснится луг, цветущий ярко,
И колокольцев тихий звон…
Металл трамвая дышит жарко,
Спугнув минутный лёгкий сон.
Мечта мелькнёт хвостом кометы –
Пусть на один короткий миг…
Обычный сор. Блестят монеты,
Взлетают под метлой билеты,
Но нет счастливых среди них.

Расскажи мне…

Расскажи мне про снег, как он медленно-медленно тает
На ладони твоей, на узорах больших рукавиц…
Здесь всё так же тепло. И голодные выкрики чаек
Не похожи ничуть на весёлые трели синиц.

Расскажи мне про снег. Я не помню рисунка снежинок.
Ты, наверное, часто идёшь на работу в метель…
Здесь зимы не бывает. Кровит под подошвой суглинок,
Если дождь поутру начинает свою канитель.

Расскажи мне о том, как меня забываешь привычно,
Как большие снега заметают тропинки к тебе…
…Где-то там, за стеной, за бездушной преградой кирпичной
Умирает звезда, словно свет на фонарном столбе.

Расскажи мне про снег…

Колыбельная

Валентина Петровна ужасно боится смерти –
Как сбежать от безносой в свои девяносто пять?
Не нужна эта бабка вообще никому на свете,
В катафалк превращается ночью её кровать.

Не заснуть – ведь когда-нибудь точно наступит это?
И в трёхкомнатном склепе под утро её найдут…
Как щитом, заслоняется кошкой, в ногах пригретой,
Может смерть и отступит, коль Муся воркует тут?

Не забыть соцработницу Люсю послать в аптеку…
Список бадов и прочих волшебных пилюль готов.
За попытку бессмертия нужно платить по чеку,
Но за деньги – увы! – не купить безмятежных снов.

Четверть века прошло, как она схоронила мужа.
Жили дружно, а что не любила – уже не в счёт.
…Только каждую ночь в изголовье кошмары кружат,
И покойный Витюша её за собой зовёт.

И былую упругость пытается вспомнить тело,
А в груди, не узнавшей любви, оживает вдруг
Очерствевшее сердце – ни разу ведь не болело,
Провожая супруга, знакомых, друзей, подруг.

…Соцработница Люся залезть помогает в ванну,
Раздражённо морщинистый панцирь мочалкой трёт…
Валентина Петровна готова к самообману –
Вместе с пеной и возраст уходит – за годом год.

Дребезжащим своим голоском напевает нечто,
Как танцовщица кордебалета трясёт ногой…
Ей бы жить-поживать как холодному камню – вечно.
И под тёплыми ливнями вечность стоять нагой…

…В белоснежной сорочке блаженно лежит под пледом,
Светлый сон подбирается тихо – как на заказ.
Кошка лезет под плед, смерть за ней заползает следом
И поёт колыбельную в самый последний раз…

Сказка на ночь

Слушай сказку, сокровище ты моё.
Как привычнее? Жили-были…
Это будет не вычурное вранье,
Всё, как в жизни. Щепоть ванили
Только пахнет божественно, как нектар,
А попробуешь – горше хины.
Так о чём я? Лохматился солнца шар,
Под тяжёлой волной гардины
Тихо Бонни сидела. Июльский зной
В душном городе плавил камни…
К ней подъехал красавчик – весёлый, злой…
Спел ей песенку в стиле кантри,
Растопил незаметно на сердце лёд,
не потратив притом ни пенни.
Так замерзшее озеро солнца ждет,
Ждет, как чуда, деньков весенних…
Как там в сказках случается? Нет, они
Не спешили скорей жениться.
Каруселью событий летели дни:
Банки, выстрелы, чьи-то лица…
Бонни об руку с Клайдом. Потерян страх.
Разумеется, их убили.
И осталось несбывшееся в мечтах
Белым платьем под слоем пыли…
Говорят – романтично. А мне не жаль.
Знаешь, странная эта пара…
Что-то жарко сегодня… А в чем мораль?
Да ни в чем… Пусть звучит гитара,
Пусть высокое небо глядится в нас,
Словно в зеркало… Тает лето.
…Получилась не сказка, а так – рассказ.
Дикий вестерн по всем приметам.

Улиточное…

Мне плохо. Неотложные дела
Заброшены, забыты… Жизнь потерпит.
Ещё одна минута умерла…
Я убиваю время. Слабый лепет
Мгновения, потерянного мной…
И маятник не хуже гильотины
Взлетает безучастно за спиной,
Раскалывая день до середины.
Часы бегут… А я, оцепенев,
Ушла в себя… Укрылась. Я — улитка.
Снаружи – пустоты голодный зев,
А в домике уют шелками выткан.
Я знаю: эволюция, отбор…
Какой-то ген в упрямой хромосоме
Покинуть мне мешает до сих пор
Медлительную нежность в хрупком доме,
Обзавестись приютом попрочней,
В процессе выживания зверея…
Но без привычных сердцу мелочей
Собой остаться вряд ли я сумею…

Остров

Абонент недоступен для солнца, дождя и ветра.
Нет друзей. Нет родных. Как гудок пароходный: «Не-е-ет…»
До зарядника – два бесконечных, как время, метра.
За границами тела – обещанный Богом свет.

Только где они, эти границы,
Если тело давно превратилось в остров?
А над островом не летают птицы,
Он белеет во тьме, как омытый волнами остов
Угодившего на берег кита.
И сердце сосёт пустота, пустота…

Пустота для него наступает в немом эфире.
Неподвижное тело врастает спиной в кровать.
Он один в этом доме. Один в равнодушном мире.
Страха нет. Остаётся лишь спать, спать, спать…

…Снова утро. Приходит сиделка.
Громыхает посудой, как в лавке посудной слон.
Переводит на жизнь
Уснувшие стрелки
И на зарядку ставит
Умерший телефон.