Перейти к содержимому

ЕЛЕНА ЕВСТИГНЕЕВА «Ангел счастья»

Когда я родилась, акушерка за что-то шлёпнула меня по попке, а мама заплакала. Мне стало ясно, что мир устроен крайне парадоксально. В начале этого века московский клуб юмористов «Чёртова дюжина» принял меня в свои объятия, с тех пор я с удовольствием плачу ему литературной взаимностью. Публиковалась в литературных сборниках и альманахах «Созвучие», «Дыхание земли», «Антология современной русской поэзии», «Самые смешные рассказы», «Кото-собачий разговорник для людей, призраков и ангелов», «Русский смех» и др.
Стала победителем XI Фестиваля искусств педагогов г. Москвы «Майские звезды» в 2009 г., лауреатом Открытого Фестиваля самодеятельного искусства «РЖД зажигает звезды» в 2013 г., дипломантом  Фестиваля «Песни Булата» в 2014 г., победителем в VI конкурсе-фестивале «Умный смех-2021», лауреатом премии союза писателей Северной Америки «Гранатовый самородок» (2021 г.), лауреатом Всероссийского фестиваля юмористической и сатирической песни и поэзии «Ёрш -2022».
Являясь членом Союза литераторов России (2007г.) и Союза писателей Москвы (2008г.), сею разумное, доброе,  вечное по мере своих сил и возможностей, при этом только чувство гуманизма и человеколюбия удерживает меня от издания многотомника с моими нетленными произведениями.
Автор книг «Ангел счастья» (2006 г.), «Да, детка, да!» (2010 г.), «Дамские штучки в хорошие ручки» (2011г.), «Жил-был Пахомыч» (2022 г.).

Рассказы

Шедевр

Ирина устало отложила кисть в сторону и залюбовалась результатом проделанной работы. Полотно получилось именно таким, каким она его задумала: тяжёлая крона изумрудными волнами спадала с узловатых ветвей старого дерева к нежной поросли, вьющейся вдоль дуплистого ствола. Чистый бирюзовый цвет зарождающегося утра подчёркивал  мощь и зрелость столетнего дуба, а мареновое пятно цветущих астр в нижнем левом углу грамотно оттеняло скромные достоинства векового дерева. Именно так ей и хотелось творить в последнее время: никаких условностей, недоговорённости, все очень конкретно. Картина не должна требовать никакого домысливания, а лишь побуждать к созерцанию фотографически точно выполненных деталей, с чем на этот раз она справилась просто блестяще. Эту картину она назвала бесхитростно просто  «Дерево».

– Забирай и вези, только аккуратней! — крикнула она курьеру, который должен был доставить последнюю картину в открывающуюся назавтра галерею. Ирина побежала звонить знакомому искусствоведу, чтобы заказать рецензию, а юноша, недолго думая, варварски сложил полотно пополам и, свернув его в трубочку, пошёл по указанному адресу.

На открытие Ирина не успевала, но она не волновалась, зная, что устроитель выставки её не подведёт. Только вечером, пробежав через залы с полотнами других авторов, Ирина остановилась у стены со своим полотном, и слёзы градом хлынули из её глаз. Испорченная картина выглядела невнятной зелёной мазнёй, симметрично удвоенной нерадивым курьером. Слева висел пояснительный текст знакомого искусствоведа, который гласил:

– Формирование индивидуального стиля данного художника лучше всего проследить на примере последней работы автора с символичным названием «Дерево». Творческий метод этой художницы формировался постепенно по пути всё большего усложнения композиции и смещения планов, что привело к созданию многоплановой композиции со сложно организованным, тектонически-активным внутренним пространством, эффектно сочетающимся с локальными цветовыми акцентами, многократно повторенными автором. Приём удвоения создаёт эффект зеркальности внутренней динамики пространства.

Ирреальный, метафорический образ древа жизни позволяет ценителям прекрасного пуститься в поиски собственного «суперэго», сокрытого в душе каждого из нас. Цветовая сложность фона способствует процессу познания бытия и вызывает ассоциации с местом абсолютной гармонии, где древо познания добра и зла провоцирует дальнейшие поиски самоидентификации художника.

 Созданный стиль несёт в себе сильное энергетическое начало и является уходом от реальности в атмосферу безвременья. Стремление закольцевать время в сложном сплетении абстрактных форм ведёт к потрясающему по силе воздействия на зрителя эффекту разорвавшейся бомбы. Это безусловный шедевр современного искусства!

Ирина безутешно прорыдала всю ночь, а на утро следующего дня узнала, что критики признали картину «Дерево» лучшим произведением года.

Совесть

Совесть… Она у меня, конечно, есть, но родилась сильно недоношенная, маленькая, хилая.  Как субстанция деликатная и от меня зависимая — ведёт себя тихо, культурно, только кряхтит иногда очень. Еду с работы в метро, слышу, ноет: «Уступи бабуле место!» Я захрапела погромче: дескать, сплю и журнал при этом перелистываю, типа, читаю. Совесть опять: «Уступи!» – я и уступила, мне всё равно на следующей станции выходить.

А дома я с ней сурово так: «Цыц, кому говорю!» А чтоб она боялась, ремень на ручку двери повесила да и спать пошла. Просыпаюсь, а совесть моя ремень съела и фурнитуру с тихим печальным звоном дожевывает. Глазки голубенькие, щёчки розовые, на попке ямочки. Ну как её, такую славную, потерять? Тут же подберут, удочерят и фамилию другую дадут! Вот она у меня какая!

Но однажды я её в метро потеряла. Сижу в переполненном вагоне глаза прикрыла и вдруг слышу: «Совесть совсем потеряла нынешняя молодежь?» И про кого это они, думаю, а сама глаза открыла. Три бабульки стоят и ручонками сморщенными мою совесть по головке гладят. Я встала, на руки её взяла – и домой. Дома всыпала, конечно, как следует, чтоб к чужим на руки не шла.

Вон у других никакой Совести нет, она им без надобности! А у меня хоть и маленькая, зато своя, родненькая, выращу, справлюсь! И начну с того, что завтра на работу в метро стоя поеду!

Темной июльской ночью

Темной июльской ночью Пахомыч по нужде выскочил в сад. На тощем заду его, обжимая худые бёдра, неистово полоскались семейные трусы – с севера дул нешуточный ветер.
– Июль, растудыть его в печень! – уважительно констатировал Пахомыч.
По низкому серому небу с распластанной луной мощными линкольнами неслись фиолетовые тучи.
– Июль – краса лета, серёдка цвета, — стуча зубами печально изрёк посиневший от холода Пахомыч.
– В июльский зной на душе покой, – добавил он и плюнул на прихваченное ледком крыльцо. В рот ему тут же влетела стайка снежинок.
– Хоть в июле и жарко, а расставаться с ним жалко. Макушка лета, как ни крути, – продолжил философствовать Пахомыч, обстукивая мокрый снег с босых пяток.
– Июльское приволье – для пчёл раздолье! – с явной неуверенностью в голосе закольцевал свои мысли про июль охрипший Пахомыч. Со сливовицы, подёрнутой инеем, на него подозрительно косился пышногрудый снегирь.
– Зимой бока греть, а в июле потеть! – выкрикнул окончательно заледеневший Пахомыч и пулей влетел в сени.
– Дед, ты б хоть дверь за собой прикрывал! Всю избу выстудил, не июль, чай, во дворе, – попросила заспанная супружница.
– Как не июль?! – изумился Пахомыч.
– Да так, январь ноне. Ты очки-то надень, как на календарь станешь пялиться, пень старый!
– Нехорошо, нехорошо как с июлем вышло, — подумал Пахомыч, кутаясь в тёплую пуховую перину. – Надоть все-таки очки найтить!
И уже засыпая на самом краешке блаженного сна, подумал:
– Не забыть бы завтра червей накопать. В июле рыбка мелка, да уха сладка!

О времена, о нравы!

(Монолог режиссёра  в репетиционном зале разных времён)

Примерно 300 лет назад.
– Дарья Михайловна, душечка моя, вы же Прима, актриса Императорского театра! Мы же самого Шекспира играть изволим-с, а вы щиколотками сверкаете, ну прямо как падшая девка возле трактира. А если Его высочество с Великим князем к нам пожалуют, это ж сплошной конфуз случится! Сдерживайтесь, голуба моя! А уж коли лодыжки свои так показать хочется – вон, в Мариинку, там разрешено-с!

Прошло сто лет.
– Послушай, Даздраперма. Вот ты советский, партийный человек, в театре «Синей блузы» служишь! Ну что же ты сарафан-то на голое тело, словно Айседора Дункан, напялила? Мы же революционный агиттеатр, ведём молодёжь к сияющим вершинам мирового коммунизма, а ты благородные порывы наших комсомольцев в пучину похоти и разврата направляешь. Переоденься немедля! Делай раз! Делай два! Делай три!

Прошло ещё сто лет.
– Тётя Даша, опять двадцать пять! Скоро ваш выход, а вы ещё не раздеты, давайте-ка пошустрее. Всё снимайте, абсолютно всё! И рейтузы, и колготы, и что там под ними тоже! Ну и хорошо, что пенсионерка, у нас тут театр Ганушкина, а не институт благородных девиц! Ваше тело пойдёт на алтарь моего храма искусства. Собачий пояс тоже снимаем. А вставную челюсть не надо, можете оставить! Вот и умничка, тонометр, голубушка, отцепите, и ваш выход – блистайте!

Прошло ещё сто лет.
– Это успех, господа артисты! Вот послушайте, что о нас написали в «Театральном вестнике»: «Особого внимания заслуживает работа молодого перспективного режиссёра первого Трансгентерного театра. Какое неожиданное прочтение Шекспира! Несомненная удача – образ бородатого Гамлета с шестым размером бюста в исполнении Дани, так и не сумевшей определится в своей половой принадлежности. Приятно удивил актер, сыгравший Полония на двадцатисантиметровых шпильках. А как хороша и органична была курящая Гертруда с мохнатой грудью и накаченным торсом в гигантском опоясывающем декольте. И наконец, потрясающий по силе образ юной Офелии, который так удался овчарке Мухе. Вот он – подлинный натурализм, настоящее искусство!»

Мельпомена опять переживала времена великих перемен.

Рыба

Михалыч стоял на покачивающемся от волн пластиковом понтоне и пристраивал на бледное лицо новенькую силиконовую маску. Народу вокруг было много, словно на Красной площади возле мавзолея. Михалыч продул трубку и, наметив местечко подальше от людей, решительно шагнул в воду. Мимо, брезгливо оттопырив губы и переливаясь бензиновой чешуёй, проплыла огромная рыба-попугай. От восторга Михалыч открыл рот, выпустил загубник и тут же хлебнул тёплую воду. Он вынырнул, отплевался и быстро нырнул в прозрачные воды Красного моря.

– Господи! – мысленно заговорил Михалыч, – Бывает же такая красота!

Вокруг шустро юркали мелкие разноцветные рыбёшки и медленно проплывали большие рыбины самых невероятных расцветок. Накануне Михалыч купил в местной лавчонке каталог с рыбами и теперь с удовольствием узнавал и полосатую рыбу-ангела, и бархатного хирурга, и опасную растопыренную рыбку-бабочку. Одна маленькая рыбка, словно кусочек оплавленного золота, мелькала у Михалыча прямо под носом. Он протянул руку и ухватил её за ребристый скользкий плавник. На мгновение рыбка затрепыхалась у него между пальцев, но затем выскользнула из руки и быстро отплыла на безопасное расстояние. Михалыч проводил её долгим, задумчивым взглядом.

– Счастливая! – подумалось ему. – Ни тебе годового отчёта, ни вздорной жены, ни мирового кризиса! Вот бы и мне так: плавай в своё удовольствие, наслаждайся тишиной и красотищей вокруг!

Вдруг навстречу Михалычу, резко изменив курс, поплыла огромная рыба-наполеон.

– Ничего себе прёт, прямо как «Титаник»! Надо делать ноги, чтобы ласты не склеить!

Довольный собственным каламбуром, Михалыч неожиданно ловко увернулся от приближающейся рыбины и, сложив вместе ноги, вильнул ими, нагоняя подводную волну в сторону нахала. И так это ловко получилось, что он проделал движение ещё несколько раз, с удовольствием ощущая прибывающую мускульную силу, позабытую с давней уже студенческой поры.

Внезапно у Михалыча зачесались подмышки, в глазах появилась резь, стало нечем дышать. Запаниковав, он сорвал маску, выпустил загубник и с удивлением обнаружил, что без трубки и маски ему стало гораздо легче. С удовольствием глотнув тёплую солоноватую воду, он ртутным бисером выпустил оставшийся в лёгких воздух. Поблескивая чешуёй, Михалыч медленно поплыл в донный сумрак манящего кораллового рифа.

Над ним, ловко увёртываясь от серебристых пузырьков, плыла маленькая золотая рыбка. Это была честная рыбка, она всегда выполняла желания тех, кто её поймал.

Сила слова (тавторассказ)

Стремительно созревшая семнадцатилетняя Софочка спонтанно сделалась сожительницей своего соседа – студента Сёмы. Совершеннолетие Софочки скрепило союз, сыграли скромную свадьбу.

Страдающая слабоумием свекровь суетливо сунула Софочке собрание сочинений Сталина. Странный сюрприз Софочку сконфузил совершенно. Софочкино скупое «спасибо» содержало скрытый смысл: сказать свекрови: «Совсем сбрендила, старуха» Софочка стеснялась.

Свекровь сухо скомандовала смущенной Софочке:
– Слушайте советы старших! Сбрасывать со счетов содержание сих сборников – скудоумие! С семнадцатой страницы стоит серьёзно сосредоточиться!

Семь суток спустя свекровь скоропостижно скончалась.

Сменялся сезон следующим сезоном. Скорбной стопкой сиротливо стояло собрание сочинений самого Сталина.

Собираясь спрятать советы строителя Страны Советов, Софочкин супруг случайно споткнулся. Со стремянки Сёма слетел стремительно, словно сбитый самолёт. Сразу следом со стеллажа свалилась стопка собрания сочинений. Среди старых страниц сверкнули синие сенегальские сапфиры, серьги с самоцветами. Супруги, стреноженные свалившимся состоянием, старались сохранять спокойствие. Сливочными сгустками соблазнительно сиял старинный соутар, сдержанно светилось стерлинговое серебро.

Сокрушительно-созидательная сила слова стала самоочевидна, сделав содержание статей Сталина существенно солидней.

Само собой, сия серьёзная «словесная» субсидия существенно скрепила священный союз счастливого семейства.

***

Пародии

Я попробую выстирать душу
И на струнах поразвесить,
Когда чувствам в груди душно,
Меня рвёт, иногда песнями.   

Олег Огородников

ТРУДОВЫЕ  БУДНИ  ПОЭТА

Я хотел бы стать чище и круче,
Душу выстирать хоть бы разик!
Пятый день от таланта пучит,
Рядом Муза готовит тазик.
Весь я в брызгах от ударений,
А хотел бы стать чистым поэтом,
Мне отстиранное вдохновенье
Позволяет икать сонетом.
Вот полощет – то душу, то тело,
Поразвесить решил их вместе.
Чу, опять в груди потемнело,
Стало душно – а это к песне!
В ритме вальса иду к туалету…
В дни весны, и в жару, и в стужу
Так непросто быть чистым поэтом:
Что-то  рвётся всегда наружу.

 А мне бы только любви вот столечко
 Без истерик, без клятв, без тревог.
Чтоб мог как-то просто какую-то Олечку
 Обсосать с головы до ног.

Вадим Шершеневич  Я. Блюмкину

СЛУЧАЙ СО СТУДЕНТОМ РЕАЛЬНОГО УЧИЛИЩА

Я зашёл в этот дом не глядючи,
Молча, словно в кино немом,
Чтобы Олечку или Надечку
Полизать, как в жару эскимо.
Портмоне протянул небрежно я,
Пока пыл во мне не угас,
Но  мамзели   ответили нежные:
«Не хватает дензнаков у вас».
Не расстроился я нисколечко:
Всё отдал, и, скинув бельё,
Целый час у какой-то там Олечки
Я облизывал  кукиш её.

«Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка».

Анна Ахматова

ВОЗРАЖЕНИЕ А.АХМАТОВОЙ

«Не дари на память ничего мне»?
«Знаю я, как память коротка»?
И, хоть я Ахматовой не ровня,
Возразить попробую слегка.
Подгони мне « Майбах», не стесняйся,
Это  память очень укрепит,
Сразу станет – ты не сомневайся –
Моя память крепче, чем гранит!
Можно, без особого старанья,
В три карата скромное кольцо –
И  тогда, при всем своём желанье,
Не смогу забыть  твоё лицо!
Если ж  мне   пентхаус  на Арбате,
Вдруг подаришь (о, хвала судьбе!),
Это будет очень-очень кстати,
Даже внуки вспомнят о тебе!
Есть проверенное временем поверье:
Память надо чем-то подкрепить!
Коротка девичья память, но поверьте,
Что имеешь, легче не забыть!

Ты большая в любви,
Ты смелая,
Я – робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
А хорошее вряд ли смогу.

Е.Евтушенко

ПРОСЬБА

Я большая в любви, я смелая,
Ты робеешь на каждом шагу,
Отчего ты «плохое» не делаешь?
Я так больше уже не могу!
Для «плохого» давно уж созрела я.
Глянь – большая и в самом соку.
Хоть разочек «плохого» поделай, а?
Не робей, я тебе помогу!
Посмотри-ка на грудь мою спелую,
Брось сомнения, рядом ложись,
Я сама всё хорошее сделаю,
Только ты на «плохое» решись!

Стихотворения

ЧТО ДЕЛАТЬ

Стою одна в продрогшей кухне,
А мысли продолжают стыть:
Обидно мне, что мир не рухнет,
Когда меня не будет быть!
И капает вода из крана,
Пульсируя по венам труб,
Мне  на работу слишком рано,
И простыней остыл уют.
На сломанном плече осины
Сидит промокшая сова
И в тьму таращится бессильно.
А с недосыпа голова
Всё не даёт покоя телу:
Как рой вопросов пережить?
Кто виноват? Как быть? Что делать?
А, точно! Встала кран закрыть.

ЛЮБЛЮ…

Нежнее с поволокой взгляд,
Игривей томная улыбка,
И тонок талии обхват,
И стебель шейки гибкий-гибкий!
Изящен взмах моей руки,
Прекрасно юное создание,
Грудей капризные манки,
И вся я – вызов и желание!
О-о-о, этой кожи белизна
И длинных ножек бесконечность…
Я будто соткана из сна –
Вся идеал и безупречность.
Экстаз не прерывался чтоб,
Я жму иконку в упоенье.
Люблю тебя, мой фотошоп.
Ты точно гения творенье!

БИПОЛЯРНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

ОНА:

А ты молчал о самом главном,
Не тратя время на слова…
Не показалось мне забавным,
Что ты кивнул едва-едва,
Когда я ТАК тебе открылась,
Что сквозняком по позвонкам,
Душа до пяток опустилась
И кровь забила по вискам.
Стереотипы не сломаешь,
Молчанье – крепкая броня,
Идём вдвоём, и ты не знаешь,
Что рядом нет уже меня.

ОН:

Ты щебетала о своём,
Маня в словесный поединок.
А я хотел молчать вдвоём.
Сплетая мысли воедино.
И мы б взлетали на луну,
«Соприкоснувшись рукавами»,
Но ты ломала тишину,
И всуе  сыпала словами.
Ещё вдвоём, но я один,
Лишь снег кружит в паденье плавном.
А так хотелось до седин
Молчать с тобой о самом главном…

ХВАЛЕБНАЯ  ЯЗЫКУ

Вяжу слова  финифтью строчек:
Язык – великий проводник,
Он лучший  в мире переводчик
И вдохновения родник.
Язык, завещанный дедами,
Пройдя веков лукавый плен,
Он в радости и в горе с нами,
Как символ скорых перемен.
Глуша  конфессий разногласья,
Гася полов и наций  шквал,
Язык, без времени у власти,
На всех застольях правит бал.

 Но меркнет письменный и устный:
И знает «друг степей калмык»,
В России лучшая  закуска –
Хренком  приправленный язык!

——————— оОо ———————-