Перейти к содержимому

АЛЁНА ОВСЯННИКОВА

Родилась в Самаре в 1987 году. Поэзией увлеклась спустя почти 30 лет. Сочетание гуманитарного и технического образования, а также изрядная доля самоиронии заставляют её относиться к своему увлечению поэзией весьма скептически,  но это приносит ей удовольствие.
Финалист VI Международного поэтического конкурса «45-й калибр» имени Георгия Яропольского.
2-е место на Фестивале День Поэзии 2018 в Самаре.
Шорт-лист международной поэтической премии «Фонарь – 2019».
Лонг-лист премии «Двенадцать» 2020 года.
Лонг-лист премии Искандера 2022 года.
Лауреат VII Международного поэтического конкурса «45-й калибр» имени Георгия Яропольского.
Публикации в электронных изданиях: «45-я параллель», «Твоя Глава», «Эрфольг»; в журнале «Перископ» (№2/2019).
Живёт в Самаре.

«Я пишу о любви…»

стихотворения

Хьюстон

…В общем, Хьюстон, у нас, по всему, проблемы.
Этот чёртов апрель жжёт контакты и окисляет клеммы.
Пару циклов назад были если не на Земле мы —
То уж точно на безопаснейшей из орбит.
А теперь нас куда-то уносит, трясёт, знобит,
И приборы сошли с ума.
То есть, Хьюстон, я здесь сама
Виновата. Не может быть виноватым
Тот, кто каждым словом влияет на каждый атом,
Тот, кто повелевает моим килоджоулям, герцам, ваттам
Делать так, а не эдак… Зима все дальше,
Звезды ближе, не так это страшно даже,
Если неотвратимо… О, Хьюстон, дай же
Знак, приказ, черт возьми, сигнал…
Только не говори, мол, девочка, я же тебя не гнал
Из объятий прекрасной зимы в апрельские страсти, да?
Слышишь, Хьюстон, у нас беда…

Слои

На мониторах вихрем вертятся дали звёздные, глади водные,
Смерть стучит косой по обшивке, радостно пришепётывая: «Свои».
Неуправляемый шаттл входит в плотные,
Атмосферные, до боли родные, земные, в пепел сжигающие слои.
Хьюстон, черт побери… Тишины тревожнее
не было в моих динамиках отродясь.
Колесница небесная, но не натянешь вожжи, и
Не остановишь… И рвётся связь.
Хьюстон, экран становится матовым,
Боль в побелевших костяшках, кто-то кричит «держись!»…
Но я уже чувствую каждым атомом,
Как из тела уходит жизнь.
Непорочная смерть, что слаще иных зачатий,
Рай, о коем ты слышал от тех, кто там не был сам…
Оставляя огненный след на тёмном радарном чарте,
Вниз несётся звезда по твоим алеющим небесам.

И сказал Господь

…И сказал Господь, мол, вот вам Земля, берите
И ходите по ней, блуждайте, как в лабиринте,
Открывайте что-то, плодитесь, рыбачьте, сейте,
Расставляйте силки на тварей моих и сети,
Как себя, любите ближних своих и дальних,
Побивайте врагов-супостатов, берите дань их,
Будет голубь питаться плодами, и плотью кречет —
Ничему это на Земле не противоречит,
Ибо вы мои, вместе с вашей святостью и грехами,
Вместе с богатством, с бедностью, с мыслями, с потрохами,
Со щитом, на щите, пешком или на коне,
Выход из лабиринта один — ко мне;
Для царя ли во злате, для подлого ли раба
Стены рухнут, когда прозвучит труба.

Вслух

Это было зимнее утро в одном из городов Петра,
Ты проснулась от тёплой руки, лёгшей на гладкую плоть бедра,
И огонь, что мерцал, как свечное пламя в тебе, дрожа,
Превратился разом в лесной пожар,
И ответило тело на вечный венерин зов,
Будто в стенки динамика бил ритмично и мягко прибой низов,
И на самой высокой ноте, что неба седьмого повыше, на
Восхитительной коде осталась в мире одна дрожащая тишина,
Даже если бы ангел по улице пролетел —
Ты бы слышала это, поскольку сплетенье тел
Обостряет внутренний, тайный, ещё не открытый слух,
И ты знаешь, что яркая бабочка села на дальний зелёный луг,
Но не слышишь, как рвут за окном ветра
Ко всему привычную плоть одного из городов Петра.

Зеркала

Ты наряжаешь ёлку. Которую?
Полноте, не считай, не помни.
Так и осталась девчонкой-оторвою —
Мальчики, мандарины, пони,
Жизнь в городишке с речонкой затхлою,
Ты и тогда — на Арбат бы, в ГУМ бы…
Зеркало криво, и вы пузатые
В нем, неумелые губы — в губы..
Мать предрекала долю шалавью,
И оказалась права отчасти.
Стиви Уандер выводит I love you
Из телевизора. Вот и всё счастье,
И не безмужие даже — бездружие,
Шутки про возраст «прощай, оружие»…
Зеркало, свет мой, скажи, не скрывая…
Зеркало ровное. Жизнь кривая.

Talentum

«Сначала разбей стекло с помощью кирпича…»
Иосиф Бродский

Первым делом прислушайся. Нужно поймать сигнал.
Если он есть — фиксируй, определяй тональность.
Если есть чёлка — в глаза, если очки — то на нос.
Ты генерал армии букв, ты капеллан, каптенармус.
Если солдаты обуты, одеты, отпеты — армия спасена.
Буде сигнал устойчив — можно вести войска,
Строить в каре, в колонны, или менять местами.
Здесь не летят мгновения пулями у виска.
Не потеряв в боях ни единого волоска,
Шествуй победно или беги исчёрканными листами…
Путь этот для тебя не будет никем измерен,
Если сигнал был, и этот сигнал был верен,
То на одной из ижиц, фет или, скажем, йот
Время, твой вечный противник, тебя найдёт.

Я пишу о любви…

Я пишу о любви, детка, и это чертовски сложно,
Мудрено, непривычно и даже страшно, как оказалось.
Если эта игла с дурманом в тебя никогда ещё не вонзалась,
Постарайся ее избежать. И, покуда можно,
Обрубить концы, сжечь мосты, уничтожить завязь,
Как дитя в утробе, ничем не мучась и не терзаясь.
А иначе утро — душ, тренажёра, мюсли,
И биение сердца, и неотвязность мысли,
Мол, смогу ли, справлюсь, не убоюсь ли
Убежать с ним однажды на остров далёкий, мыс ли,
И приливная нежность, предутренняя бессонность,
Неизвестная ранее невесомость…
Как же все это больно, огромно, ново,
Будто ада нет на земле иного,
Будто пропасть, и ты, качаясь, стоишь у края,
И в тебе ни единой клетке не нужно иного рая.

Этюд. Белое

Пустота подоконника — льдина. Гладка, бела.
Хоть бери баллончик и выводи
То ли люблю, то ли верю, то ль, была не была,
Сохрани и помилуй, Господи, Господи…
Ты молчишь и смотришь в вечернюю синеву.
Ты молчишь, а пальцы медленно говорят
И по белому сами собой плывут,
Будто там невидимых клавиш ряд.
Хочется что-то сказать ему вслух, и не
Можется… Вечно ты безъязыкая, черт возьми…
Пальцы по подоконнику, как по его спине —
Трепетно, нежно, от низкой «до» до высокой-высокой «ми»…

Страна души

В неясные предутренние сны,
Из прошлого, куда не взять билета,
Приходят чудеса страны Апсны,
Где запахи самшита и сосны,
Где горы, и вода, и ты, и лето….
И склон укутан зеленью до пят,
И наверху, в убежище укромном
С тобой в ладу и с ветром невпопад
Вовсю грохочет Гегский водопад
Раскатистым и непрестанным громом.
О, зрелище слияния стихий —
Земли, воды и ветра… К славе вящей
Да трудятся резец и мастихин,
Да пишутся кантаты и стихи,
Да ощутится новый, настоящий
Прекрасный мир без зависти и зла…
…Обратный путь, дорога камениста,
Закат, и кромка золота сползла.
И над абхазским летом поплыла
Мелодия без века и числа
Неведомого свету пианиста…

Скучай

…Нет, я не буду о светлых надеждах и взглядах томных,
Этого слишком много в библиотеках и многотомных
Сериях, антологиях, в хрестоматийных тоннах
Старой бумаги с обложками твёрже могильных плит.
Лучше о том, как луна бледнеет над рядом пятиэтажек блочных,
Как ты целуешь мне плечи, как выгибается позвоночник,
Как ты неловок, стеснителен, будто студент-заочник,
С этим дурацким вопросом, зачем-то на ухо: «Не болит?»

Лучше о том, что ушли эти годы веселья, щедрот и магий
Неотвратимо и быстро, как эскалатор в универмаге,
Лучше о том, что не передать ни буквами на бумаге,
Ни среди ночи подруге за терпким чаем… Допустим, чай.
И до утра, в остывающей пенной ванне,
Думать о том, как мы нежность друг другу переливали…
Если бы я могла хоть что-то менять словами,
Я бы сказала тебе лишь одно — скучай.