Родилась в Кемерово. Стихи начала писать ещё в школе. Закончила Рязанский радиоинститут (теперь называется РГРТУ). Журналист, архивист, поэтесса. Член Союза литераторов России.
Лауреат фестиваля «Песня Булата» (Колонтаево), «Рамонский родник» (Воронеж) и фестиваля «Откровение» (Вологда) в номинации «Поэт». Победитель 12 Международного Грушинского Интернет-конкурса в номинации поэзия и лауреат 49 Грушинского фестиваля 2022 года. Публикации в питерском альманахе «Параллели судеб», рязанском сборнике – «Созвучие сердец», московском альманахе «Словесность», сборнике «Часовые Памяти» (Москва).
Автор книг: «Любовь и музыка» (Рязань, 2007), «Сколько нам осталось» (Москва. 2016), «Перелетная птица» (Самара, 2019).
Живёт в Рязани.
Содержание
«Поле битвы — сердца человеческие»
Стихотворения
Летописец
Твой летописец умер сто лет назад? Дальше – крутись, как хочешь. А лучше — пой! Можешь построить рай, или можешь – ад. Впрочем, и то, и другое всегда с тобой. Время танцует бабочкой на песке. Вечность стучит дождями в твое окно. Сердце давно погрязло в своей тоске, так же, как мир, что собрался погибнуть, но! Можно ведь взять перо, подобрать слова. Золото, как монах, развести в меду. Буква за буквой – утром уже глава. Каждому будет место в твоем бреду. Вот на бумаге – новое полотно. Верным пажом отныне ему служи. Что на картинке? Руны? Звезда? Руно? Лишь бы не гоблин, погрязший в крови и лжи. Каждый, кто смотрит – видит на ней свое. Но о плохом не следует говорить — так не слетится новое воронье, сердце клевать и дурные дела творить. Что б ни держал ты – кисти, резец, перо, Время застынет камнем в твоей праще. Творчество – вечно. Ставь его на «зеро»! Мир уцелел? Остальное – не важно, вообще…
Посвящение детям Гродно
ты пока не знаешь тоски — печали потому, что лето ещё вначале.
и за Бугом танки не заурчали — как разбуженные коты.
и живёшь ты в солнечном теплом мире вместе с мамой в прежней своей квартире.
ты кудряв. и года тебе — четыре. и боишься лишь темноты.
твой красивый город зовётся Гродно. и гулять в нем можно куда угодно.
а под кручей Неман течёт свободно. и над ним облака видней.
у тебя есть подружки — Рахель и Дора. на столе у деда раскрыта Тора.
и война начнётся ещё не скоро — через целых пятнадцать дней.
ты ещё не знаешь, как свищут пули. и того, что маму убьют в июле.
но слепые ветры уже подули — жертвы будут принесены.
доживёшь ли ты до другого лета? — на простой вопрос не найти ответа.
но душа твоя обитает где-то — и в мои забредает сны.
я смотрю на Неман с горы Замковой. тень войны, как конь, простучав подковой,
растревожит город средневековый, ухмыльнувшись зло на бегу.
я ловлю твой голос в ночном эфире, размышляю вновь о войне и мире,
твёрдо помню то, что тебе — четыре. и помочь ничем не могу…
Пиратская не лирическая (Каплану)
В той стороне, где горечь и печаль,
Без шороха, без плеска и без звука,
Опять покинул старый наш причал
Харон на бриге с именем «Разлука».
Распугивая скопища медуз,
Умчался он в просторы океана,
И в даль увёз с собою страшный груз –
Свинцовый гроб и душу капитана.
Не вздрогнет парус, цепь не загремит.
И ветер с воем не растреплет снасти.
А боль потерь – ловчей, чем динамит,
Оставшимся сердца порвет на части.
Жаль, этот бриг не взять на абордаж,
И в щепки не разбить прямой наводкой.
И все, что может сделать экипаж,
Так в сотый раз послать гонца за водкой…
Плеснём в стакан начало всех начал –
Пока Нептун в глубинах не проснулся.
И, пьяные, сожжём к чертям причал –
Чтобы Харон за нами не вернулся!!!
Павлу Первому
Вернуться ли в то, что не было сном, века отмотав назад? В тот призрачный мир, где Харон с веслом с усмешкой глядит в глаза? Ступени лестницы так скользят, что можно с неё упасть. Но думать об этом уже нельзя – и Цербер разинул пасть. Уходят друзья, и ушли враги, и лист бумажный не смят. И только железные сапоги по мёртвым камням гремят. Что ждёт нас с тобой в кромешной ночи – слава, позор, расстрел? Кого бы ни встретил ты – промолчи, о том, что узнать успел. Тени проходят — никто их не звал, сквозь Время — наискосок. Кто себе выпросит грязный подвал? Кто — табакерку в висок? Пускай не коснётся пустой молвы тот, кто ещё живой. Корона падает с головы – но, чаще всего, с головой. По всем Отражениям не спеша протянется жизни нить. И лишь еле слышно вздохнёт душа о том, что не изменить. Все это какой-то дурацкий квест и света нет вдалеке. Холодный камень, мальтийский крест. И кровь на твоей руке…
31 июля 1944 года
Я видела, как падал самолёт,
Кружась подбитой птицей над водою.
И было настоящею бедою,
То, что нельзя прервать его полет…
Моя душа рвалась ему помочь,
И я рвалась к нему из сновиденья,
Охваченная
ужасом паденья,
Которое не смог он превозмочь.
А океан был серым и седым
И равнодушным и к войне, и к миру.
Я вслед смотрела своему кумиру,
Что покидал планету молодым…
Я с ним как будто падала сама
Куда-то в бесконечность океана.
И дым вплетался в белизну тумана,
И ночь входила в тихие дома…
Но весть о смерти не спустилась к ним,
И не накрыла беспросветным горем,
И самолёт кружил над сонным морем,
Как будто, небом был еще храним…
А я просила: «Жизнь мою бери!
Но доживи, мой лётчик, до рассвета!»
Но шла война, катилось в август лето,
И падал в океан Экзюпери…
Новогоднее
— мы будем долго с тобой прощаться в том грустном сне?
— нет. просто медленно возвращаться к тебе и мне.
— как разобраться нам в самом важном — кем были мы?
— искать следы на листке бумажном среди зимы…
— так часто снился мне дом на Невском и лампы свет…
— в его молчании королевском сокрыт ответ.
— там время, тихо пройдя сквозь крыши, замедлит бег.
— а в тёмном зеркале вновь задышит минувший век.
— наш путь лежит сквозь года и вьюгу, меж серых туч?
— но, чтоб открыть там сердца друг другу не нужен ключ.
— зачем ночами так много снега летит с небес?
— наверно, полночь лишь для побега. и для чудес.
снега надёжно нас укрывают от всех невзгод!
какими странными сны бывают под Новый год…
Старая фотография
И не явь и не сон. Просто отблеск минувшего дня.
Просто что-то мешает уснуть – словно рана на теле.
Это память твоя догоняет сквозь годы меня,
Заблудившись счастливым щенком в довоенном апреле.
Городок, утонувший в каштановом белом снегу,
И закаты над Доном, и ваши горячие руки.
И вихрастый мальчишка, что ловит тебя на бегу,
Говорит о любви, и не знает о вечной разлуке.
И безоблачно небо, и лет 19 всего,
Платье в белый горошек и смех беззаботной девчонки.
И войны ещё нет. И ты можешь смотреть на него,
И не плакать, читая скупые слова «похоронки».
Фотокарточка старая – тополь над белым крыльцом.
И влюблённая пара, что смотрит спокойно и прямо.
Это – мальчик убитый, мне так и не ставший отцом.
Эта девочка рядом – моя уцелевшая мама.
Грустное
я перестала грустить и плакать, и удивляться. мечтать о встрече и бесконечно смотреть на воду. я разучилась забавной тенью к тебе являться. теперь, как дура, сижу у моря, кляну погоду…
к чему тревожить опасным словом чужую душу? лететь навстречу старинной шхуной под парусами? ведь в наших спорах о пользе бури ты выбрал сушу. и променял свой солёный ветер на дом с часами.
сверчок за печкой заводит песню — мол, век отмерян. и лишь на берег печальной Леты ведут дороги. часы замолкли, уснули в полночь. и ключ потерян. живи в изгнанье, считай монетки, смотри под ноги.
ты равнодушен к моим печалям, моим заскокам. тебя не манят чужие страны, чужие дали. слова упали, покрылись пылью, и вышли боком. ты даже имя моё припомнишь уже едва ли…
шаги затихли и капитану шторма не снятся. унылый домик под серым небом укроет вьюга. раз мы устали мечтать и верить, и удивляться. то не сумеем в пустом пространстве найти друг друга…