Источником происхождения культуры мыслится и является человеческая деятельность, познание и творчество. Человеческая деятельность в её самых разных проявлениях, включая все формы и способы человеческого самовыражения и самопознания… Литературное творчество одно из них.
«Эссе — жанр спонтанный, неожиданный, а значит, и оригинальный. Для умеющих думать и обладающих эрудицией… Не часто встретишь человека, умеющего мыслить спонтанно и оригинально. Надёжный способ понять, что такое эссе — читать, „вычитывая“ из текста личность пишущего. А творчеству научить нельзя», — утверждает Людмила Григорьевна Кайда исследователь стилистики русского языка, журналистики, доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова.
Эссе́ (из фр. essai «попытка, проба, очерк», от лат. exagium «взвешивание») — литературный жанр, вид творческого письменного задания на определённую тему, прозаическое сочинение небольшого объёма до 5 страниц свободной композиции, подразумевающее впечатления и соображения автора по конкретному поводу или предмету не в систематическом научном виде, а в свободной форме. Жанр отнюдь не легкомысленный если вникнуть в суть перевода с латыни — «взвешивание».
ЭССЕ — это жанр-лидер ХХI века.
Содержание
ИРИНА АЛЕКСЕЕВА
Член Союза писателей Москвы. Автор одиннадцати книг поэзии и публицистики. Стихи переведены на 62 языка. Композиторы из России и других стран написали более ста песен на ее стихи. Лауреат конкурсов песни, конкурса «Серебряный голубь России 2016» и др. литературных премий. Член жюри Международного Грушинского Интернет-конкурса и президиума Международной Грушинской Академии.
Живёт в Подмосковье.
Первая встреча с Сергеем Есениным
Мы не пересеклись с ним во времени. Когда он ушёл со всех этих улиц, от всех встречных-поперечных в невозвратную дальнюю даль, я ещё не родилась. Но ведь он был поэт. А поэты имеют странную привычку – не уходить насовсем. Возможно, это у них такая привилегия. Поэтому мы и встретились…Мне было совсем мало лет. Ну, восемь или девять. Зато уже были подружки «неразлейвода». В семье подруги Таньки жила тогда тётя Шура. Тётя Шура не могла жить одна на своей Смоленщине, потому что была слепая. И живая рука у неё была только одна, а вместо другой висел рукав темно-синего платья. Она только в этом платье и ходила. Вернее, сидела в Танькиной комнате в полумраке. Тётя Шура не всегда была такая. Сначала она была весёлая и всё видела, но не смогла она увидеть мину в послевоенном лесу…
У тёти Шуры были чудные книги – толстенные, большущие и без букв – вместо букв там всё пупырышки, пупырышки такие. Тётя Шура просила нас дать ей какую-нибудь из книг, открывала пупырчатые страницы и начинала водить пальцами живой руки. Лицо её менялось, губы что-то тихо шептали, складывались в улыбку, тётя Шура молодела…Вот, в один из таких вечеров она сказала, улыбаясь своей странной на безглазом и изуродованном шрамами лице улыбкой: «Девчонки, не убегайте, давайте я вам стихи почитаю. Послушайте…»
Читала она медленно – пальцы иногда спотыкались на пупырышках, потом вновь находили нужные холмики, и складывались слова:
«Там, где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Кленёночек маленький матки
Зелёное вымя сосёт…
Девчонки, запомните, это написал Сергей Есенин…»
Вот так мы и встретились с ним в первый раз. Давно прервалась земная его жизнь, давно остановили безжалостные осколки и тёти Шурино сердце. А вот ведь, не ушли они насовсем, иначе почему же я так ясно это вижу: сидит в полутёмной комнате слепая женщина, беззащитно болтается рукав её синего заношенного платья, а живая рука прикасается к выпуклым строчкам, и её тёмный, обворованный войной мир становится ярким, цветным, радостным, и нет нигде ничьей смерти – ведь где-то, посреди какой-то весны, совершенно розовый кленёнок тянется к зелёному соку.
Памятник Сергею Есенину в Константиново.
Отблески судьбы Анны Ахматовой в поэзии Беллы Ахмадулиной
Лишь слово попирает бред и хаос
и смертным о бессмертии говорит
Белла Ахмадулина
Анна Ахматова. Белла Ахмадулина. Они связаны в пространстве русской поэзии неким таинственным мистическим образом. Тайна живёт и в звучании их имён, завораживая загадочно прохладным звуковым повтором. Фонетическая таинственность совпадений уже обещает чудо неких соприкосновений… И они возникают так же неотвратимо, как и было предначертано… Кем же? У меня нет ответа. Тогда в праве ли я рассуждать об этой таинственной перекличке, высматривать совпадения тонких и нежных теней, прислушиваться к отзвукам эха, размышляя о его природе? Но робость моя отступает, когда я вновь и вновь – читаю и читаю – стихи Ахматовой и стихи Ахмадулиной, и передаются мне их чувства и поэзия опять как всегда опережает всё сущее и выполняет свою главную миссию в мире – сохранять бессмертными чувства людей.
И хочется высказывать, всё, что на душу пришло, не думая ни о последствиях, ни о цели, а просто делиться радостью догадок с каждым встречным, заручившись защитой Беллы Ахмадулиной:
« Я всегда с радостью повторяю слова Пушкина: Поэзия должны быть глуповата. Источник поэзии не есть мысль, не есть соображения, не есть нравоучение. Это что-то другое…»
Так же и моя попытка – «это что-то другое»… не имеющее цели даже приблизиться к стройному дому литературоведенья, а «другое» — пребывающее на обочине, в чистом поле, вообще, где попало…
Тайна стоит за кромками их жизней – уходящая Анна… вступающая Белла… Имя, обретённое Беллой при крещении в Свети-Цховели – Анна! Мистика пробирается в строки. Так написала Белла Ахмадулина в стихах, посвящённых Анне Ахматовой:
Лишь в благоденствии и лете
при вечном детстве небосвода,
клянётся ей в Оспедалетти
апрель двенадцатого года.
«При вечном детстве небосвода» свершилось и это пророчество — самой себе, Белле Ахмадулиной: в двенадцатом году в апреле,… но не в далёкой Италии, а в Санкт-Петербурге совсем недавно произошёл праздник — отмечали её семьдесят пятый день рождения в Фонтанном доме, в музее Анны Ахматовой… И вновь Они были рядом… Даже нельзя написать «незримо» – это сразу же станет неправдой. Ведь если случилась у Беллы Ахмадулиной эта строка – при вечном детстве небосвода – значит тут – просто взгляд друг на друга, Белла смотрит на Анну и любуется ею – молодой, вынашивающей дитя. Она как будто сидит рядом и странно, почему же нет её на этом старом снимке?
А вот ахматовские — Одесса, Крым, Чёрное море. Худая загорелая девочка, влюблённая в волны, пишущая стихи в синей тетрадке, странная, конечно, странная. И взгляд на неё – издалёка: Я завидую ей молодой, и худой как рабы на галере… И далее
– через всю судьбу, через всю жизнь героини, – рефрен – я завидую ей – здесь звучит как символ восхищения и вторит словам Ахмадулиной: С нежностью преклоняясь перед Ахматовой…
Преклонение в стихах Ахмадулиной достигает высочайшего трагизма:
Но я знаю, какая расплата
за судьбу быть не мною, а ей.
О, да, она – Белла Ахмадулина, безусловно, знает какая расплата за судьбу… Она как будто и там была рядом, ну там, у стен тюрьмы, в скорбной очереди тридцать пятого года, хотя ещё и не родилась на свет, но была, была там, стояла рядом с Ахматовой.
Перед этим горем гнутся горы,
Не течёт великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Я совсем не знаю, как и когда читала Белла Ахмадулина «Реквием» и мне уже никогда не спросить её об этом. Мне только видится, как она сидит, сжавшись над этими строчками, и слёзы текут по её прекрасному лицу, а она даже их и не вытирает….
И потом напишет сама, по-своему, по-другому, но про это же, про судьбу Мандельштама:
В моём кошмаре, в том раю,
где жив он, где его я прячу,
он сыт! И я его кормлю
огромной сладостью! И плачу!
А вот эти ахматовские строки и её эпиграф к «Реквиему»:
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
И рассказ в начале «Реквиема» – о женщине из очереди. Очередь… Стоят простые наши сограждане. Обычные наши люди. Надо выстоять с передачей в «Матросскую тишину» или в «Бутырку». Разные были в России очереди. Надо выстоять и получить хлеб по рабочей карточке. Слишком они памятны – эти очереди. Надо выстоять и купить детям молока…
И поэт – рядом. Вернее, в конце: Будьте прежде меня… — простые и бессмертные слова Беллы Ахмадулиной – слова жалости и любви к людям. И стихи её – о чувстве родства со всеми людьми:
Мне не выпало лишней удачи,
слава богу, не выпало мне
быть заслуженней или богаче
всех соседей моих по земле.
А вот посвящение Анне Ахматовой, о котором сказать хочется непременно, потому что – это любование строчкой из «Приморского сонета». Ахмадулиной вообще свойственно очаровываться строкой или словом, так бывало в её стихотворной жизни – влюбляется в строку, и любовь рождает вокруг слова свою Вселенную стихотворения…
Но вот случается встреча Беллы Ахмадулиной с ахматовским «Приморским сонетом», и вспыхивает новая любовь – к ахматовской строке Дорога не скажу куда…
– философски загадочной и гармоничной. Из восхищения и тайны рождается стихотворение, которое так и названо – «Строка»…
Ещё одна тема, объединяющая поэтов Ахматову и Ахмадулину – любовь к Санкт-Петербургу, к Ленинграду – к городу на Неве, к пристанищу белых ночей, разведённых мостов, деревьев, стоящих вдоль набережных, как будто в карауле. Сколько бы ни прошло лет и Ахматова и Ахмадулина останутся в поэзии, воспевающими Санкт-Петербург, потому что такие строки, появившись на свете, уже не исчезают…
Ахматова:
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И Ахмадулина – её дань любви к городу на Неве: «Опять дана глазам награда Ленинграда…», «Всё б глаз не отрывать от города Петрова…».
Чудные сполохи «двух эпох, что не равно померялись мощью», две Вселенные перекликаются в огромном мире, быть может затем, чтобы отстраниться от горечи одиночества, отдохнуть ненадолго от бесконечной печали, которая всегда сопутствует таланту. И вместе ощутить «отблеск звезды изумрудной», и пройти вместе путь к забытому дому:
Ахмадулина:
Зачем твержу: я здесь бывала,
А не твержу: я ныне здесь?
И Ахматова:
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас — и даже
Все к лучшему…
Вчитываясь в стихи Анны Ахматовой и Беллы Ахмадулиной, с каждым стихотворением, четверостишием, строчкой, всё глубже понимаешь, что они достигли вершин поэзии. Дошедшему до вершины, всегда открывается новый огромный мир. И там на этих высотах, наверное, особенно важна перекличка между победителями, чтобы удержаться и позвать за собой других – туда, вверх, за словом…
Памятник Белле Ахмадулиной в Тарусе на набережной.
Преодолеть печаль
Белла Ахмадулина… Белла Ахатовна…
Переделкино, Дом Булата, празднование дня рождения Окуджавы. Весь двор заставлен рядами скамеек, на которых сидят люди и ждут начала концерта. И вдруг шепоток вокруг: «Белла, Белла, Белла…» – и я впервые увидела её. Вернее, сначала услышала шепоток, этот звук, будто неожиданный ветер всколыхнул траву. Рядом прошла худенькая женщина в чёрном платье и шляпе, сопровождаемая элегантным мужчиной.
«Это Мессерер, муж её, он так о ней заботиться, даже платья выбирает» — словоохотливая соседка возбуждённо оповещала окружающих. Но я уже ничего не слышала дальше, охваченная безумной мечтой – подойти и познакомиться. Но вовсе не всем мечтам надо сбываться сразу. Пусть терпят и ждут. Я сидела поодаль и смотрела на них двоих, и любовалась. И бормотала тихонько её стихи: «Страшил прохожих вид моей беды. Я говорила: Ничего. Оставьте. Пройдёт и это. На сухом асфальте я целовала пятнышко воды…». Начался концерт. Барды пели песни Булата Окуджавы, и солнышко майское светило, и худенькая женщина в чёрном вышла на сцену и рассказала необыкновенно напевным голосом о своём наивном счастье: «Булат мне ключик подарил!…»
…Прошло пять лет. За эти годы я как-то уж и притерпелась к своей мечте – познакомиться с Беллой Ахатовной. Но мечта не утихла и стала потихоньку сбываться.
Вот на открытии выставки тарусских акварелей Бориса Мессерера в Музее Рериха она говорит о Тарусе, и взгляд её скользит поверх наших голов, дальше, выше, туда в трепещущий её любовью край… А мечта моя не спешит и улыбается в моей душе.
А вот в Музее Рихтера, Белла Ахатовна стоит рядом с роялем великого маэстро и читает стихи и, кажется, необыкновенный голос её на невидимых крыльях улетает за окно, сквозь которое так пристально смотрит она куда-то, в какую-то одной ей видимую даль… А мечта прячется в сиреневых цветах, которые она подержала минуты в руках, склонила над ними своё лицо, будто что-то им прошептала и отдала их прекрасной вазе, стоящей рядом с роялем.
А вот и Музей Музыки и снова вернисаж, и опять она неподалёку, а рядом издатели продают книги «Борис и Белла». И мечта моя шепчет мне, что это так просто – подойти с книгой и попросить автограф… Ну и подошла я к Белле Ахатовне и протянула книгу и все мои слова попрятались и пересохли. «Как вас зовут? » — спросила она… «Ирина, я совсем плохо вижу, я смогу написать только пару слов»..: И написала так много – наши имена: «Ирине – Белла Ахмадулина». Протянула мне книгу и продолжила, глядя – куда же? – наверное, в мою душу: «Я чувствую печаль в ваших глазах. Я желаю вам всегда находить силы преодолеть печаль и жить дальше…».
Я ушла с этими словами – жить дальше…
Это был её последний год на земле. Уже после даты сороковин, в январе приснились мне она, и снова эти слова её, и в этом сне я читала ей стихи, начинавшиеся с её бесценных слов: «Преодолеть печаль…».
Преодолеть Печаль…
и вновь ступить на сушу,
где лишь покой и радости цветы…
Там волны горя не настигнут душу,
не растворят старанья и мечты.
Там тихий берег заповедно-нежен,
трава забвенья ластится к ногам…
Но океан неистов и безбрежен
в затылок дышит… Гонит по волнам…
И ты опять летишь в его глубины
и тонешь в его тёмных облаках,
и ждут на дне отчаянья долины…
Но держишь ты спасение в руках —
свой стебелёк доверчивого слова…
Живая ветка тянется к лучам…
И ты полёт свой продолжаешь снова!
Добраться к свету, к берегу, к дождям…
Преодолеть Печаль…
И жить, пренебрегая
величьем океанской глубины…
Вот так и жить, стихом опровергая
всесилье безвозвратной тишины…
А утром мне осталось только вспомнить и записать эти строчки…
Ода Самарканду
под солнцем Узбекистана
Мне думается, что всякому человеку, побывавшему в Узбекистане, уже не забыть эту страну, она будет манить и своей добротой к гостю, и запахом лепёшек, и прохладой арыков и виноградными гроздьями, пронизанными щедрым солнцем. Каждому из гостей дорого в Узбекистане что-то своё, упрятанное в заповедный уголок сердца. Для меня это Самарканд.
Этот город возник в моей жизни в 2006 году, как воплощение неосознанной мечты о Древнем Городе, которая вдруг стала реальностью. Мой путь лежал тогда в Фанские горы на фестиваль памяти Юрия Визбора, и друзья-альпинисты посоветовали мне лететь до Самарканда и уже оттуда добираться в горы. Это маршрут совпал и с моими чаяньями – увидеть эту жемчужину Востока, легендарный и загадочный Самарканд, о котором я читала и рисовала его в воображении, вспоминая загадочные слова мудреца:
«По преданию, когда был заложен Самарканд, с Зеравшанских гор спустился леопард — палянг. Он побродил вокруг стен, одобрил постройку и удалился обратно в горы. С тех пор жители Самарканда стали называть себя барсами. На их штандартах и гербах изображался леопард. Самаркандцы горды и своенравны, не терпят лжи и не стремятся к богатству, душа их лежит только к славе и почестям. Мудрецы говорят, что это земля Самарканда оказывает такое действие, и самаркандцы, в какую бы страну не явились, отличаются от других людей. Душа их открыта к прекрасному, среди них много великих мастеров по части создания чудес, украшающих мир.» (Абу-Саид Абду-Рахман Ибн Муххамад Идрис).
И вот, после четырёх часов в небе наш самолёт приземлился в аэропорту Самарканда. Вместе со мной тогда были участники Фанского фестиваля бард Александр Жуков и гитарист Игорь Хомич. На узбекской земле нас встретили жители Самарканда, с которыми мы не виделись раньше, наше знакомство произошло в аэропорту. Это были друзья знаменитой российской альпинистки Руфины Арефьевой (руководителя альп-лагеря «Вертикаль-Алаудин») предприниматель Ильхом Садуллаев и создатель общественного Музея мира и солидарности Анатолий Ионесов. Мы поздоровались, и они сразу подтвердили одну из мудрых истин о самаркандцах – «душа их открыта прекрасному».
— Сначала едем на Регистан! Там так прекрасно в утренние часы! Сказали нам они, распахивая дверцы выдавшего виды ильхомовского «Жигулѐнка». И мы поехали на Регистан, который я раньше видела только на фото. Дорога из аэропорта уже была счастьем, и глаза отдыхали на красоте распахнувшегося пейзажа: вдоль дороги росли мальвы и розы, возвышались таинственные песчаные склоны, возникали прекрасные новые здания. Сразу запомнилось, что на мои вопросы о новых симпатичных домах:
— Что в этом доме?
Мне чаще всего отвечали:
— Да это колледж.
А дальше едем:
— А это школа. А это лицей!
— Ах! Какая прекрасная улица!
Восклицала я уже в городе. И следовал ответ:
— Это Университетский бульвар! На нём расположен Самаркандский университет.
Регистан — площадь в центре Самарканда.
И вспоминались великие учёные мужи древнего Востока Алишер Навои и Мирзо Улугбек. Как бы им понравилось это внимание сегодняшнего Узбекистана к образованию, к детям, к своим юным гражданам, за которыми будущее страны. В годы, нелёгкие для всех стран распавшегося Советского Союза, в Узбекистане сумели найти силы и средства для самого главного – для своего будущего.
Машина Ильхома остановилась в тени неподалёку от нашей цели, и мы пошли к утреннему Регистану. Вот они — древние стены, насчитывающие почти шесть столетий, украшенные прекрасным орнаментом, освещённые утренним солнцем. Вот они, минареты, куполами цепляющие небо. Медресе, построенное великим Улугбеком в 15 веке. Чтобы учились молодые люди, чтобы духовная жизнь не угасала и делала страну непобедимой. Мы ходили по внутреннему дворику медресе, поднимались на минарет и любовались Самаркандом с высоты птичьего полёта…
В тот первый приезд в Самарканд я подарила Ильхому и Анатолию книгу моих стихов и пообещала выступить перед ценителями поэзии. А они в свою очередь, озадачили меня просьбой, не смогу ли я написать стихи о Самарканде? Тогда приближался 2750-летний юбилей города. Я, конечно, пообещала, столь прекрасно было первое впечатление от общения с городом и его жителями. А мне ещё предстояло увидеть Гур-Эмир, и Биби–Ханум, и Шохи-Зинду, и Афросиаб. И чудо из чудес, где сердце замирает и перехватывает дыхание от гордости за Человека, за торжество разума – обсерваторию Улугбека. Сколь глубоки переживания, охватывающие пришедшего сюда: здесь и восторг пред силой разума и зовом познания, здесь и горечь от трагедии, произошедшей сотни лет назад, но до сих пор напоминающей нам о бесконечности борьбы света и тьмы, добра и зла. Как справедливо сказал о нём Алишер Навои:
«Султан Улугбек, потомок хана Тимура, был царём, подобного которому мир ещё не знал. Все его сородичи ушли в небытие. Кто о них вспоминает в наше время? Но он, Улугбек, протянул руку наукам и добился многого. Перед его глазами небо стало близким и опустилось ниже. До конца света люди всех времён будут списывать законы и правила с его законов. »
Образ Улугбека – из пространства восхищения в моей душе, он там рядом с Пушкиным, с Коперником, с Леонардо да Винчи… Такие люди самим своим существованием делают свою родину великой страной.
Тот вечер, когда я написала «Оду Самарканду», я наверно никогда не забуду. Это было в Фанских горах, в альп-лагере «Вертикаль-Алаудин» на высоте 2630 метров. Свет в домиках включали ненадолго, электричество там получается от дизеля, а бензин для него экономят – не просты горные дороги…. Я зажгла свечку, положила перед собой чистый лист бумаги и унеслась мыслями в Самарканд, на Регистан, на холм обсерватории Улугбека, к православной церкви, стоящей неподалёку от мечети, на Университетский бульвар, к розам, к прекрасным орнаментам древних зданий…. И захотелось петь! Так и пришла первая строчка: Пою тебя, о, Самарканд!
И стало всё легко, стихи слетали на лист, будто мне кто-то диктовал их, стоя за плечом или где-то выше, гораздо выше. Я почувствовала себя как будто давней жительницей этого города, как будто и детство моё здесь прошло, и первая любовь моя живёт здесь, и много-много любви моей над этим городом в лесковом солнечном небе. Время как будто остановилось, но свеча ещё не успела догореть, а на листке бумаги передо мной уже возникли стихи:
Пою тебя, о, Самарканд!
Твой чудный облик восхваляю.
И твоё сердце – Регистан –
Я вечно юным называю.
Его биенье Улугбек
Предчувствовал под небом звёздным
О, Самарканд! Твой долгий век
Величием Тимура создан.
Твои святые медресе –
Приют искусств и просвещенья,
Они стоят во всей красе,
Столетья превратив в мгновенья.
Здесь Алишера Навои
Поэзию, любовь, и силу
Впитали жители твои
Она их счастьем вдохновила.
Здесь минаретов купола –
Дневные звёзды в небе ясном –
Так чистая лазурь светла
И вязь орнаментов прекрасна.
О, Самарканд! Ты – мудрость лет,
Здесь рядом церкви и мечети…
В тебя влюблённым лучше нет,
И краше города на свете!
О, Самарканд! Живи, цвети
И славься добрыми делами
Навстречу вечности лети
И вечно оставайся с ними!
Утром я отдала этот листок альпинистам, уезжавшим в Самарканд, с просьбой передать стихи Анатолию Ионесову, который собирался проводить «Международный вечер письма», посвящённый юбилею города. Так моё стихотворение о Самарканде попало в город — почти так же как попадают письма. Стихи эти понравились самаркандцам, и меня пригласили выступить в городе. По инициативе общественного Музея мира и солидарности в Театре исторического костюма «Эл Мероси» состоялся мой первый творческий вечер в Самарканде. В концерте приняли участие барды из самаркандского клуба авторской песни и профессор Юсуф Абдуллаев, прочитавший стихи поэтов Востока на разных языках. Своё выступление я начала, конечно, с «Оды Самарканду», слушали очень внимательно и заинтересованно, подбодряли аплодисментами, просили читать стихи. После выступления журналисты из местных газет и с телевидения устроили импровизированное интервью, а слушатели подарили мне чудесные цветы. Самаркандский еженедельник «Леди» опубликовал рассказ заместителя главного редактора поэта и журналиста Анастасии Павленко об этом событии.
С тех пор мои творческие вечера в Самарканде стали традицией. Мои встречи с читателями проходили в чудесной библиотеке на Университетском бульваре — в Областном информационно–ресурсном центре им. А.С. Пушкина и в удивительном гостином зале Самаркандского областного краеведческого музея, где стены с пола до потолка расписаны яркими народными орнаментами.
В 2010 году на эту встречу пришли поэты – авторы переводов «Оды Самарканду» на узбекский (Олкор Дамин), на таджикский (Нуъмон Махмудов и Саида Каюмова), на фарси (Баходир Хабибов). На этом концерте впервые я слышала свои стихи, посвящённые Самарканду на разных языках Востока. На вечере прозвучал перевод «Оды» на эсперанто, который сделал москвич Владимир Масалкин. С его перевода началось большое путешествие «Оды Самарканду» по миру. С эсперанто стихотворение было переведено на многие языки мира: французский, финский, португальский, голландский, эве, албанский, македонский…
Всего сейчас мне известно 62 перевода этого стихотворения и мне пишут друзья из Самарканда, что в разных странах идёт работа над новыми переводами. Мне, конечно, очень приятно, что в разных странах, разные люди восхищаются Самаркандом и откликаются на мои стихи, продиктованные этим чувством, и стараются озвучить любовь к древнему городу строчками на своих родных языках.
Вернёмся к словам мудреца о самаркандцах, тянущихся душой к прекрасному:
«Среди них много великих мастеров по части создания чудес, украшающих мир».
Разве скажешь лучше об этих людях, об этих подвижниках, украшающих Самарканд своими идеями, свершеньями и творчеством? Первым, из поразивших меня в Самарканде, был Анатолий Ионесов. Он рассказал мне о своей идее создания общественного Музея мира и солидарности и уже через два года пригласил на открытие этого уникального собрания, аналогов которому нет ни в одной из стран СНГ и Балтии. Хочется верить, что этот музей когда-то превратится в знаменитую достопримечательность города — одну из самых посещаемых туристами и местными жителями.
Незабываемы встречи с «великими мастерами по части создания чудес» в Центре ремёсел «Усто», ставшем истинным украшением Самарканда, приютом искусств и народного мастерства. В этом центре я познакомилась с работами известного художника-керамиста Худойберди Хакбердиева. Он, академик Академии художеств Узбекистана, не жалеет времени и душевного тепла для занятий с детьми, и ученики его делают заметные успехи в искусстве керамики. Забавный слонёнок – фигурка, сделанная руками самаркандского мальчика, ученика Мастера, живёт-поживает теперь в моей коллекции.
Ещё одно чудо Самарканда: Центр «Кони Гил Мерос» — традиционной самаркандской бумаги. Его организатор и руководитель — Зариф Мухтаров. На берегу реки Сиаб в кишлаке Кони Гил в древности жили ремесленники, которые делали знаменитую «шёлковую» бумагу. И вот у современных мастеров возникла идея возродить на том же месте этот промысел, чтобы не забылось чудесное изобретение предков и умение их не исчезло в веках, а жило и удивляло современников. Мастерская, где возрождаются традиции изготовления самаркандской бумаги, была открыта в 1998 году. И теперь, если вы придёте в это Центр, мастера изготовят из тутового дерева бумагу – прямо у вас на глазах, шаг из шагом, всё как тысячи лет назад. И вы будете держать в руках только что созданный лист бумаги, который не истлеет тысячу лет. И будете думать, что бы такое, достойное вечности, написать на нём? А рядом в комнате молодые художники будут рисовать народные орнаменты на этих волшебных рукотворных листах.
В череде удивительно-прекрасных мест Самарканда – Дом-музей поэта и просветителя Орифа Гульхани (1879 –1955). Создатель музея – внук поэта Муким Орипов создал в память о деде чудо-сад, окружающий Дом поэта, где живёт память, где книги и картины хранят человеческое тепло и ждут наших взглядов. И мы приходим и смотрим не них с нежностью и любовью. Именно эти чувства нужны человеку для создания стихов, для выпекания хлеба и для проживания счастливой и долгой жизни. Без любви и нежности не получится ничего.
В доме-музее поэта Гульхани в Самарканде с самаркандцами.
Как-то в Самарканде, когда я похвалила самаркандские лепёшки, мне рассказали притчу:
«Эмир Бухарский, когда был в Самарканде, попробовал лепёшку на местном базаре и был восхищён её вкусом и ароматом. Вернувшись в свой дворец, он приказал испечь такую же. Но дворцовый пекарь не смог выполнить приказ. Тогда послали за мастером из Самарканда. Он потребовал привезти муку из родного города. Но лепёшка опять не получилась. Тогда пекарь попросил привезти и воду из Самарканда. Вот и пекарь был из Самарканда, и мука, и вода. Но лепёшка опять не получилась такой вкусной, как та, на городском базаре.
Что делать, что ещё добавить? С таким вопросом могущественный эмир обратился к мудрецу.
И мудрец сказал: «Нужно добавить воздух Самарканда, иначе ничего не получится…»
Когда восхищалась лепёшкой, запивая её ароматным зелёным чаем, Ильхом Садуллаев спросил у меня:
– А не могли бы вы написать стихи про самаркандский хлеб?
– А не могли бы вы показать мне, как делают эти лепёшки?
Попросила я, и на следующий день мы с друзьями отправились смотреть на таинство выпекания лепёшки в домашнюю пекарню к хлебопёкам Адиловым — Исаму Рустмовичу и Иззату Исамовичу. В их семье искусство хлебопечения передаётся из поколения в поколение – от отца к сыну. И я смотрела, как сильные руки молодых парней замешивают тесто, мнут его, как бы лаская, раскатывают, округляют, переносят кругляши теста к печке-тандыру, прилепляют их на раскалённые стенки, а там таинство огня превращает эти кругляши в хлеб…
В тот вечер в августе 2010 и родилась «Баллада о Самаркандском хлебе»:
«Кто сеет хлеб, тот сеет справедливость» —
Твердят через века Авесты письмена.
Живёт в её словах всех истин прозорливость
Но ближе мне других прекрасная одна:
Та истина о хлебе….
Вспомню лето
И Самарканд…
Уже рассвет, уже базар шумит,
И в волны запахов бушующих одетый,
Как праздник снеди всяческой бурлит:
И розов виноград, и помидоры алы,
Коричневый изюм и бежевый миндаль…
Но что за аромат летит поверх развалов
Всех самых ярких яств и улетает вдаль?
О, запах хлеба! Аромат лепёшки!
Она как Солнца круг лежит перед тобой
Возьми, прижми к лицу – она твоя до крошки,
Она тебе ниспослана судьбой…
Вдыхай же аромат лепёшки Самаркандской,
Она как Божий дар – тепла, светла, мягка…
Представь, как колос рос в долине Зеравшанской
И ветер пел над ним и плыли облака.
И берегли его заботливо дехкане,
Чтобы собрать зерно, чтобы добыть муку…
Всё будет как должно, и колос хлебом станет,
Так было испокон на трудовом веку.
Старания просты: взять воздух Самарканда
И воду родников и солнечных лучей,
Добавить к ним простор долины Зеравшана
И белую муку, и красный жар печей.
А тесто так месить: лаская и сжимая
Ладонями любви, усильями добра,
Любовь и жизни суть, с мукой соединяя,
Почувствовать душой – пришла огню пора.
Он полыхает здесь, уже он наготове,
Заветный дом огня – таинственный тандыр.
И нежный хлебный круг сокрыт в его покрове,
И скоро хлебный дух оповестит весь мир:
«Я есть, я – хлеб, я с вами,
Я отдых и добро среди трудов и треб…»
И этот аромат неутолимо с нами
Как воздух и вода,
Как Самаркандский хлеб…
Это стихотворение тоже теперь живёт своей жизнью. Оно вошло в мою новую книгу «Необходимость», опубликовано в самаркандской прессе, переведено на языки Востока и стало частью «Самаркандианы» — творческого музыкально- поэтического проекта, родившегося в самаркандском Музее Мира и Солидарности. И мне видится красивая яркая книга, не страницах которой будут фотографии древнего и вечно юного города и стихи на разных языках мира, воспевающие его.
Вспоминая этот прекрасный город, радуясь новостройкам, как признакам его вечной юности и восхищаюсь памятниками древности, с теплотой думая о его жителях, я от всего сердца желаю народу Узбекистана добра и мира.
…
Вспомнилось… «Баллада о Самаркандском хлебе» в 2013 году была переведена на украинский язык. Мне об этом по интернету тогда сообщили … Не буду сейчас ничьи фамилии упоминать. Вскоре мне написали литераторы из Одессы, что хотели бы устроить мой авторский вечер в из Литературном музее! Я была в восторге! Это такая честь – выступить в этом чудесном музее, в чудесном городе, любимом с моего детства. Одесса – родина любимой великой Ахматовой. И вот мои стихи там хотят услышать! И мы с моим соавторам по многим песня Натальей Приезжевой принялись планировать поездку и мечтать. Но в 2014 году из Одессы пришло письмо, что вечер не состоится, потому что они «не могут гарантировать безопасность поэта из России»…
Дай Бог всем странам и всем людям мира! И безопасности! И любви!
——————— оОо ———————-