Член СП Азербайджана. Лауреат 48-го Грушинского фестиваля в номинации «Поэт», международного конкурса поэзии «Восхождение» и XVIII международного фестиваля авторской песни и поэзии в городе Лермонтов.
«Возраст? — Да, вроде не молод! Двое детей, женат, дом в Баку. Это на юге-сказочный город, словно жемчужина на берегу. Больше друзей, чем врагов — это точно! Я не поэт, но бывает пишу. Что же поделать с душою восточной?.. Вот потому я и рифмой грешу. Если с добром — буду рад только встрече. Если со злобой — не заходи! Помни и знай: мир подлунный не вечен, и Бог его знает, что там впереди. »
Автор трёх сборников стихов: «Позовите Бога» (Баку), «Смычок судьбы» (Баку), «Пока в груди горит огонь» (Коломна, Россия). Регулярно печатается в журнале «Литературный Азербайджан» и других СМИ республики.
Содержание
«Алые паруса»
Стихотворения
Почитай мне стихи, затопи мне камин
Приготовь мне отвар от печали сердечной,
Чтобы все позабыть пережитое мной.
Чтоб на станции той, что зовётся «конечной»,
Все обиды свалить багажом за спиной.
Застели мне постель простынёй белоснежной.
Чай горячий налей с самоварным дымком.
Будь, как прежде со мной удивительно нежной —
Будь сегодня такой, а не завтра… потом.
Затопи мне камин, чтобы мог я согреться.
Почитай мне стихи в эту лунную ночь.
Пусть услышав тебя, успокоится сердце,
Отгоняя беду, чистой рифмою, прочь.
Приготовь эликсир мне волшебной настойкой.
Из цветов луговых грудь бальзамом натри.
И рассветным лучом, как небесной иголкой,
Рану грусти прошей, нитью новой зари.
Сделай, так как прошу, подари мне надежду.
Бесконечной не может быть эта игра.
Я устал находиться подвешенным, между
Тем что, будет «потом», тем что было «вчера».
Я хочу чтоб «сегодня» моё не кончалось.
Я хочу слушать дождь, в сквере шелест осин…
Подари мне надежду, пусть самую малость,
Почитай мне стихи, затопи мне камин.
Алые паруса
Времён вращаясь колесо
летит, мгновений не жалея.
Прости меня, моя Ассоль,
я не тяну уже на Грея.
Все реже пишутся стихи,
ложась на белые страницы.
Одни лишь робкие штрихи,
наводят странную границу.
На беззаботное вчера
и на простывшее сегодня.
И вот кричат уже: Пора,
спуститься вниз по пьяным сходням.
Качаясь путь продолжу свой,
перебирая глупо чётки.
Уже проблемы с головой
и вкус не тот у доброй водки.
Других не водится утех,
как горсть землицы бросить сверху.
Все чаще я в цепочке тех,
кто занят этою потехой.
Нет, не пишу давно стихов.
Укромно заняв место с края,
клочками «Алых парусов»
латаю прошлое, латаю..
Необязательно
Необязательно сегодня быть со мной.
Сидеть напротив, что-то говорить.
Не обязательно делиться тишиной,
воспоминаний сматывая нить.
Необязательно звонить на телефон,
дыханием рождая дрожь мембран.
Необязательно выдавливая стон,
моих касаться незаживших ран.
Необязательно бесцельно свечи жечь,
когда за дверью кружится метель.
Необязательно топить мне на ночь печь,
с надеждой на двоих стелить постель.
Необязательно из тайников души,
являть на свет причины ссор и склок.
Но обязательно два слова напиши,
— я буду знать, что я не одинок…
Когда стучат в чужие двери
Когда стучат в чужие двери,
пройдя мою и не заметив,
я знаю могут не поверить,
но я несчастнейший на свете.
Когда в чужом соседском доме,
ночлег не под моею крышей,
находит добрый мой знакомый,
— то значит он меня не слышит!
Когда стакан с водой попросит,
колодец мой не замечая,
в меня вернётся грустью осень,
последний лист с души срывая.
Когда с другим готов делиться
вчерашний друг краюхой хлеба,
себе кажусь бескрылой птицей,
навеки разлучённой с небом.
Когда вопросы без ответов,
наедине оставят с Богом,
то значит я когда-то… где-то…
напутал с выбранной дорогой!
По тонкому льду
Пройдусь по льду вслепую на удачу.
Не провалюсь, надеюсь, в полынью.
Напротив берег огоньком маячит,
а я у кромки всё ещё стою.
Зеркальный лёд, судьбой отполирован.
В нём отраженье страха, глупых глаз.
Я жалок и смешон, как в цирке клоун.
Упав, встаю — уже в который раз.
Мандраж души он виден как бы больше,
когда один, когда на тонком льду.
Мой жребий медным пятаком подброшен —
и я в пути. И может быть — дойду.
Кружится ворон. Прочь стервятник, рано
ты карканьем округу огласил.
Я всё ещё иду упрямо, пьяно.
Во мне ещё осталась капля сил.
Давно не виделись
Давно не виделись! Давно.
И не сказать уже когда.
Прокисло терпкое вино,
в колодце высохла вода.
Срубил под корень клён сосед,
в ненастно-пакостливый день.
И вот уже немало лет,
столом соседям служит пень.
С утра играют в домино,
вбивая в дерево «козла».
И пьют прокисшее вино,
вокруг кленового стола.
Сосед же тот, что клёном дом
топил холодною зимой,
так он весной, уже потом,
в запое встретил мир иной.
А так, как прежде все вокруг,
живём и славим свой хомут.
Лишь иногда, бывает вдруг,
надбавку к пенсии дадут.
Давно не виделись. Давно.
Но ты не приезжай сюда.
Здесь пьют прокисшее вино,
в колодце высохла вода.
У портного
Ты не мерь меня меркой портняжной.
Не очерчивай контур мелком.
И иглою, орудуя важно,
не затягивай шов узелком.
Старый Ося, (какой же ты старый)!
Не признал меня, Ося?.. Чудак!
Да, не сваливай всё ты на Сару.
Ну, да к лешему этот «пинджак».
Я ж к тебе посидеть и не больше.
Успокойся. Отбрось суету.
Будь свободнее, Ося, попроще,
отложи-ка на время сюртук.
И давай расскажи мне родимый,
чтобы небу звучало в укор,
расскажи мне о приторном дыме,
что туманом накрыл Собибор.
Расскажи мне, как в лагере топка,
согревала бараки зимой.
Глянь-ка, Ося, упала иголка.
Да, какой же ты Ося портной?
Значит вспомнилось, значит наплыло?
Вальс Шопена, крысиный барак?…
Говорят, что пускали на мыло?
Может просто сжигали за так?
Ося, Ося забудь про иголку.
Посиди, побеседуй со мной.
Я ж по дружбе зашёл, да и только.
Ты же лучший в округе портной.
Может чем-то тебя я тревожу?
Может что-то не то я спросил?
Ну, так плюнь в мою пьяную рожу,
если смелости хватит и сил.
А за деньги?.. За деньги не бойся.
Я теперь же тебе их отдам.
Ничего, не меняется, Ося.
Может всё поменяется «Там?..»
Ну, да ладно, с рассветом я первым
за костюмчиком завтра зайду.
Только мне, над карманчиком левым,
ты пришей непременно звезду.
Каспий
Давно не жгут под окнами листву,
ругаясь дворники. Который год.
И чаек не увидеть на плаву
где на приколе ржавый пароход.
Мелеет море. Хлябь у берегов.
А дальше, плёнкой тянется мазут.
Я здесь не встречу старых рыбаков,
а новые сюда и не придут.
Гуляя ветер, нудный гилавар*,
с пустынь несёт нещадный липкий зной.
Вернись назад обиженный Хазар,
спасительной прохладною волной.
Утёс печальный, каменный горбыль,
над жижею болотною повис.
Скала морская, осыпаясь в пыль,
вот-вот и упадёт куда-то вниз.
Песчаный пляж пристанище собак
грызущихся за найденную кость.
Пройду я мимо, прибавляя шаг,
не распаляя их собачью злость.
Приду домой и не стесняясь слез,
перо терзая в тишине ночной,
я напишу про умерший утёс
над грязною каспийскою волной.
* — бакинский южный ветер
Постарел мой друг
Постарел мой давний друг, постарел.
Поседел, мой давний друг, между дел.
И заходит он ко мне не всегда.
Раз в полгода, да и то — иногда.
Окуджаву просит спеть, старый друг.
Но дрожат давно мои пальцы рук.
И подводит, как назло, голова,
Забываются мотив и слова.
Поднимаясь, скажет друг: «Мне пора.
Далеко идти до дома — три двора.»
«Да не близок и не лёгок — этот путь.
Ты вот только не спеши…»
«Да как-нибудь.»
И шагнёт мой старый друг за порог.
Как там завтра будет всё знает Бог.
«Если что, — скажу ему, — позовёшь.»
«Если, что, — ответит друг, — сам придёшь…»