Родилась в 20 веке в Красноярском крае. Стихи начала писать со школьной скамьи, которые публиковались в центральной и местной печати. Закончила Московский станкоинструментальный институт. Член Международного Союза писателей «Новый Современник». Публикации в журналах «Эмигрантская лира», «Европейская словесность», «Славянский базар» и др. Автор книги стихов и прозы «Счастлив, кто посетил сей мир», «Лиацея» — проза, поэтической книги «Солнечный календарь».
Когда мне хотелось что-то понять о себе и мире, я читала повести и романы Аркадия и Бориса Стругацких. Для меня это даже стало своеобразным паролем. Цитата из Стругацких переводила просто знакомого в духовную родню. Как оказалось, не только для меня.
«В 60-70-е годы ХХ века отрывки из их произведений цитировали наизусть, и это знание в среде думающих, ищущих, читающих людей превратилось в настоящую систему распознавания: «свой» перед тобой или «чужой»…
(Наталья Жданова «Вопросы и ответы братьев Стругацких»)
https://zen.yandex.ru/media/philosophy_for_life/voprosy-i-otvety-bratev-strugackih-5a943513a936f438507a2bdc
Наверное, это происходило из-за того, что для нас, наследников оттепели, их творчество стало не просто литературой, а способом мышления.
Критики и литературоведы когда-то воспринимали эти повести, как развлекательную литературу для юношества. И только сейчас, в 20-х годах нашего века начались попытки более глубокого исследования феномена Стругацких. Одновременно появились и нападки на писателей, которые, оказывается, сорвали план создания человека-оператора. Как я поняла, некие силы мечтают создать новую расу людей, заточенных под исполнение определённых операций, заданных программой воспитания или химическими стимуляторами. А негодяи братья Стругацкие этому мешают!
Чем же два фантаста сумели испоганить высокую мечту власть имущих?
Давайте вернёмся к истокам их творчества.
Оттепель. Кто-то вспоминает её взлётом киноискусства, живописи, литературы, первым полётом человека в космос, свободой и яркостью бытия, Международным фестивалем молодёжи и студентов в Москве, кто-то плюётся на «хрущёбы» и вспоминает кукурузную эпопею. А вот в Горьком, теперешнем Нижнем Новгороде, где я когда-то побывала на курсах повышения квалификации, тамошняя техническая интеллигенция тосковала по совнархозам. Это было не просто отраслевое управление промышленностью, но и возможность обмена техническими решениями между предприятиями различных отраслей. За 1956-1960гг было введено в строй в три раза больше новых типов машин, агрегатов, приборов, чем в предыдущую пятилетку. Страна уверенно бросилась в погоню за США и готовилась построить коммунизм к 1980 году.
Не удивительно, что особой популярностью у молодёжи пользовалась научная фантастика. Космос – вот он, рядом, на ладони Юрия Гагарина. Коммунизм – вот-вот наступит. «Туманность Андромеды» И. А. Ефремова порождала в душе тоску по далёким планетам и высоким идеалам.
Но братья Стругацкие пошли иным путём. Ещё в школе я прочитала их повесть «Страна багровых туч». Уже тогда была очарована высокой и жестокой романтикой первооткрывателей и ещё чем-то, заставляющим воспринимать героев, как живых людей, друзей, современников. Потом, лет двадцать спустя, попала мне в руки замечательная книга И.А. Ефремова «Дорога ветров». Это почти документальная повесть о работе палеонтологической экспедиции в пустыне Гоби. Я читала о пейзажах Гоби и вспоминала Урановую Голконду. Нет, они разные, но тот же ужас и восторг! Та же мощь, то же надчеловеческое величие. И люди в экспедиции: три профессора, два лаборанта, шофёры и разнорабочие. Они были ещё интереснее, чем волшебные горы и грозная пустыня. Это были соратники – гораздо больше, чем рабочий коллектив, ближе, чем друзья – без зависти и неравенства, с дружелюбными подначками и азартом поиска, с искренним уважением друг к другу и к монгольским проводникам. Им в голову не приходило ставить себя выше других – ведь у каждого свои знания, умения и навыки. И каждый знал, что делает очень важное Дело.
Вот эти отношения, мне кажется, очень понравились авторам «Страны багровых туч», ученикам И.А. Ефремова…
В их повестях под общим названием «Мир полудня» перед нами предстают именно такие — живые, яркие, увлечённые люди, занятые наукой, освоением космоса, битвой с непредсказуемой стихией, совсем не похожие на идеальных полубогов эры Великого Кольца.
И ведь во времена оттепели встречались такие персонажи. Я восьмиклассницей была делегатом комсомольской конференции в Ачинске и видела ребят – горячих, одушевлённых важностью своей работы, в перерывах поющих под гитару «Пока я ходить умею…»
Но и другие встречались…
Свет оттепели ослабевал, и братья Стругацкие всё отчётливее понимали, что человек в своём пути к счастью должен не просто догнать Америку по производству потребительских товаров, а научиться мыслить по новому.
Но как по-новому?
Уметь воспринимать другую, необычную логику. Расширить своё сознание, чтобы понимать мир, как собеседника. Отойти от линейного мышления и услышать иную музыку – и величественную, и грозную, и страшную, и весёлую.
Предпосылки у них для этого были. Борис Натанович Стругацкий, научный сотрудник Пулковской обсерватории часами смотрел в звёздное небо и, наверное, очень хорошо представлял себе чуждость и беспредельность мира, представленного человеческому сознанию. Аркадий Натанович был переводчиком с английского и японского языков, постигая суть этих двух островных цивилизаций. С одной стороны – энергия, практичность и авантюризм англичан с другой стороны — ответственность, закрытость, целеустремлённость и уникальная культура жителей Страны Восходящего Солнца. А если сюда добавить ещё и великий могучий русский менталитет – удивительный сплав получается!
И невзгод в юности будущим писателям досталось немало. От счастливого существования двух мальчишек в семье с папой-искусствоведом и мамой- учительницей литературы — к беспощадным реалиям Великой Отечественной войны. Блокадный Ленинград, эвакуация по Дороге жизни, страшный путь Аркадия с умирающим отцом к Вологде от обломков эшелона, попавшего под бомбёжку… Не зря возвращение Быкова, Юрковского и Дауге к «Хиусу» в «Стране багровых туч» так сильно действует на читателя. Знал Аркадий Натанович, о чем писал…
Поэтому Стругацкие пошли иным путём. Коммунизм, он, конечно, почти рядом. Но кто в нём будет жить? Учёные, подобные Пьеру и Марии Кюре, использовавших свои открытия для медицинской диагностики? Или изобретатели газов зарин, зоман, табун и ядерной дубинки? Педагог Януш Корчак, который предпочёл остаться с детьми, отправленными в газовую камеру, или охранники Треблинки? Что мы знаем о себе, оказавшись на грани?
В 1964 году появляется повесть «Трудно быть богом». Первый диалог культур.
«В шесть часов вечера я вхожу в распивочную и сажусь за свой столик. Хозяин спешит ко мне с моей первой кружкой. Пить я могу сколько влезет, за пиво платит дон Рэба – вернее, никто не платит. Я сижу, попиваю пиво и слушаю. Иногда я делаю вид, что записываю разговоры, и перепуганные людишки устремляются ко мне с предложениями дружбы и кошелька. В глазах у них я вижу только то, что мне хочется: собачью преданность, почтительный страх и восхитительную бессильную ненависть. Я могу безнаказанно трогать девушек и тискать жен на глазах у мужей, здоровенных дядек, и они будут только подобострастно хихикать…»
Чем рассуждения пятнадцатилетнего мальчишки, студента Патриотической школы отличаются от побуждений милиционеров, собиравших дань с торговцев на мини-рынке, где я работала администратором в лихие 90-е? Или пилота самолёта «Энола Гэй», сбросившего бомбу на Хиросиму… И назвавшего самолёт в честь своей матушки.
Средневековье Арканара и прогрессор Дон Румата. О чём эта книга? О бессилии Института экспериментальной истории? О парне коммунистического общества, не выдержавшего столкновения с жуткой реальностью?! Нет, друзья, это наш диалог с самими собой. С логикой фашизма. И с логикой тех, кого спасает Дон Румата. Ведь они есть. Они пишут книги, создают лекарства, прячут свои изобретения от убийц и не хотят убивать. Они просто хорошие люди, как дон Пампа. Они поднимают восстания и гибнут от стрелы своего же соратника. И отец Кабани, опухший от пьянства, мне роднее и ближе академика Сахарова и Роберта Оппенгеймера.
Вот так и получается, что при сопоставлении логик ничём мы не отличаемся от средневекового Арканара. Вооружи нас идеей – и полетят клочки по закоулочкам…
А может быть, нужно научить людей творчеству? Ведь арканарские книгочеи не подвластны идеологии серости, мещанства, фашизма…
И появляется второй диалог — повесть «Понедельник начинается в субботу». Сказка для младших научных сотрудников. Диалог науки и чародейства — прямо противоположных направлений для обычного сознания. Диалог Фёдора Киврина и самонадевающихся ботинок. Диалог Саши Привалова и кадавра, удовлетворённого материально. Очень жаль, что в наше время торжествуют кадавры…
«Понедельник..» учит нас думать непредвзято, принимать правила игры и в этой игре участвовать. Когда я с двумя наладчиками украла со склада штамп для гибки сепараторов, то чувствовала себя грубым Корнеевым. А что было делать, если для станции «Венера-5» мы разрабатывали приборные подшипники с твёрдосмазочным покрытием диселенида ниобия, и ниобиевые сепараторы надо было именно этим штампом согнуть! Но начальник штамп не давал!
Из поклонников этой весёлой и грустной сказки выросли учёные и журналисты, физики, математики, социологи, вирусологи, инженеры, педагоги и космонавты. Украинские учёные в рамках проекта «Социальные эксперименты и психология Аркадия и Бориса Стругацких» пришли к выводу, что «Стругацкие, как никто другие в мире, смогли комплексно описать память человека и последствия взаимодействия памяти и сознания, что есть ключи к управлению жизнью и судьбой человека. Как им это удалось – это уже другой, не менее серьёзный и покрытый завесой тайны вопрос.»
https://oleg-maltsev.com/ru/applied-history/depth-psychology/o-psihologii-naslediya-bratev-strugaczkih/
Статья Майи Шнедович, научного сотрудника НИИ ПАМЯТИ
А знаете ли вы, что в 80-х годах прошлого столетия философом В.С. Библером и выдающимся педагогом С.Ю. Кургановым была создана Школа диалога культур для развития мышления, как творчества? Одна из особенностей школы – создание «точек удивления». Эта методика учит детей удивляться слову, числу, явлению природы, времени, истории и самому себе. Без её освоения школа творческого мышления обречена на провал.
Так вот, мне кажется, что Аркадий и Борис Стругацкие создавали в своих произведения подобные точки удивления. Вспомните повесть «Малыш» о младенце, которого спасла энергетическая негуманоидная цивилизация. И вот он вырос, играя силовыми потоками, совершенно не удивляясь теплу, свету и пище, мощной защите и игрушкам из шаровых молний. А почему мы не удивляемся тому же теплу, свету и пище на нашей планете? Может быть, из такого удивления и выросла теория «Живой земли»?
Вот смотрите «Хищные вещи века». Сейчас эту книгу называют пророческой. Действительно, столько угадано из относительно благополучного 1964 года! Но это тоже – диалог. Казалось бы – о серости, бездуховности, мещанстве. Вроде как не о строителях замечательного общества. И точка удивления – безвыходность общества изобилия. Вот, построили. А дальше куда? В ванну с горячей водой? В «танчики»? В упоение любовно-эротических романов или магическую мощь попаданца? Что есть внутри нас, спасающее от этой трясины?
Идеи Стругацких очень сложны и глубоки. Но читать их всегда книги интересно. Захватывающе. С первой строки. Конечно, литературный дар. И метод. Борис Натанович называл творчество братьев Стругацких «реалистической фантастикой». Откуда этот термин? Оказывается из работы гениального мыслителя М.М. Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике»
Реалистической фантастикой М.М. Бахтин называет фантастику фольклора, где «мифологическое и художественное мышление локализует в прошлом такие категории, как цель, идеал, справедливость, совершенство, гармоническое состояние человека и общества и т. п.. Определяя ее несколько упрощенно, можно сказать, что здесь изображается как уже бывшее в прошлом то, что на самом деле может быть или должно быть осуществлено только в будущем, …Человек в нем велик сам, а не за чужой счёт, он сам высок и силен, он один может победно отражать целое вражеское войско (как Кухулин во время зимней спячки уладов), он прямая противоположность маленького царя над большим народом, он и есть этот большой народ, большой за свой собственный счёт. Поэтому фантастика фольклора — реалистическая фантастика: она ни в чем не выходит за пределы здешнего реального, материального мира, она не штопает его прорех никакими идеально-потусторонними моментами, она работает в просторах пространства и времени, умеет ощущать эти просторы и широко и глубоко их использовать»
Вы спросите, а при чём здесь фольклор с его бывшим в прошлом? Ответ прост: волшебники Стругацкие создают ещё одну инверсию. Мы, закрыв последнюю страницу, чувствуем, что это произошло с нами, вот сейчас, совсем недавно. И цель, идеал, справедливость только что были рядом, в том мире, где хотелось бы жить. Или где мы бы побоялись жить.
А вот как они это делают? Не буду говорить обо всех читателях, но для меня каждая книга Стругацких – это праздник. Даже такие как «Обитаемый остров», «Пикник на обочине», Хромая судьба» и «Град обречённый». Это карнавал. Как у Гоголя. Как у Булгакова.
И снова я возвращаюсь к идеям М.М. Бахтина. Вот что он пишет в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» http://media.ls.urfu.ru/420/1103/2276/2196/899/
«Карнавал – это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность – существенная особенность всех смеховых обрядово-зрелищных форм средневековья. …Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений. Отчуждение временно исчезало. Человек возвращался к себе самому и ощущал себя человеком среди людей. И эта подлинная человечность отношений не была только предметом воображения или абстрактной мысли, а реально осуществлялась и переживалась в живом материально-чувственном контакте… Карнавал не созерцают, – в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ»
Вот и мы, читая Стругацких, погружались в их карнавальную стихию, на время отрешаясь от повседневного бытия. И действительность преображалась в жутковатую, на захватывающую жизнь планеты Саракш или в страшную и притягательную Зону «Пикника на обочине», где обыденные вещи приобретали непонятные свойства. И мы не созерцали, мы жили в этом карнавале! И смеялись, и переживали. Бросали гайки в поиске гравитационных ловушек вместе с Рэдриком Шухартом и вместе с ним натыкались на собственную пустоту перед Золотым шаром. С Андреем Ворониным пытались выжить в хороводе меняющихся масок мира в «Граде обречённом» И строили пирамидки в бесконечной пустыне ( В «Дороге ветров» о таких пирамидках – «обо» — писал И.А. Ефремов). И карнавал размывал устои официоза, затвержённых догм и «святых» истин.
И ещё я хочу добавить, что произведения братьев Стругацких полифоничны в той же мере, как романы Ф.М. Достоевского. И это не только оттого, что их было двое. Вы заметили хоть тень присутствия автора внутри их повествования? Этакого умного дяди, который знает, кто прав, кто виноват? Того, кто описывает внешность своих героев и знает, что они думают? Кто отвечает на вопросы, которые встают перед действующими лицами и читателями? Нет такого. Всё через диалог, всё через взаимодействие…
Только в романе «Отягощенные злом» завеса чуть-чуть приоткрывается. Образом Учителя.
Ведь казалось бы, общество подошло к идеалу. Найдены методы, позволяющие определить талант человека. Люди занимаются любимым трудом, реализуют свои способности и счастливы этим. Но куда деться тем, у кого никакого таланта не нашли? Конечно, есть ещё тяжёлая неинтересная работа, шли бы туда. Ан нет, уходят во Флору. Минимум потребностей, близость к природе, не нужен нам этот ваш прогресс… Правда, заодно и наркотики, которыми их снабжает тот же мир прогресса… Общество возмущается, требуя удалить эту грязную кучу. И откуда-то появляются давно забытые ненависть, агрессия… Неужели мы действительно отягощены Злом, которое только и ждёт малейшей лазейки, чтобы снова расцвести ядовитыми побегами?
Но и здесь нет ответов на вопросы. Зато есть рукопись. Явная перекличка с романом Булгакова «Мастер и Маргарита». Только вместо Воланда – Демиург с учениками, вместо истории Иешуа — авантюрная повесть о пророке Иоанне, авторе «Апокалипсиса», вместо Маргариты -астроном Манохин, требующий изменить мироздание, чтобы в нём появились предсказанные им звёздные кладбища. Карнавал в карнавале. Ну и бригада «хирургов», предлагающих способы борьбы со Злом. И это снова диалог. Читателя и ненависти. Вы посмотрите, как смешны апологеты мирового фашизма и сионизма, столкнувшиеся на кухне Демиурга! Где «стало черно, как в известном письме известного писателя известному историку». Вы посмотрите, как несчастен «дристливый гусёнок» Иуда, которого сам же Учитель и отправил с доносом на себя. Ведь это логично – не мог всеведущий Сын Божий не знать, кто и когда продаст его за тридцать серебряников. Вот и пришлось самому организовывать себе трибуну на кресте. Заодно и ученика предал… И не за это ли предательство мироздание обрекло его искать Учителя?
И вместо злого торжества Маргариты – тоскливое существование тех, кто продал душу…
Вот такими диалогами учили нас Аркадий и Борис Стругацкие думать ПО-ДРУГОМУ. Может быть, их занимательная Школа диалога логик поможет Школе диалога культур сделать шаг к другому будущему…
Спасибо, наши любимые «очкарики»!
——————— оОо ———————-