Перейти к содержимому

ДМИТРИЙ РЕВСКИЙ

Родился и живёт в Москве. Лауреат национальной литературной премии «Поэт года» в номинации «Лирика», в 2014 году. Член Художественного Совета сайта Стихи.ру. Выпущено два сборника стихов «Ветвяная улица» и «Анкета Дракона». Публикации в литературных журналах в России, Германии, Казахстане, Франции. Организатор и руководитель литературно-поэтической конкурсной площадки «Голоса» (с 2006 года — по настоящее время). Номинатор телепрограммы «Турнир Поэтов». Творчество поэта представлено на нескольких литературных сайтах, основная страница — на сайте Стихи.ру. http://stihi.ru/avtor/sphinks

«Лунный сок»

Стихотворения

Лунный сок  

Вот ангела красивая рука.
Вот песня, что слышна издалека,
и звонка, как упавшая монета.
Вот третий день творенья вод и трав,
где юн июль, катящийся стремглав
в объятия полей и зелень лета.

Вот ты и я — ни птицы, ни семья,
одних морей меж нами кисея
до пола ли, до неба — кто измерит?
Мы видим сны, которые грешны,
мы пьём рассветный час и сок луны,
и жадными губами каждый верит.

Вот лёгкий плеск качнувшихся ветвей,
и ветер, что смиряет жар аллей,
прижав к груди метущиеся листья,
которые рассыпались в ночах,
как волосы на тоненьких плечах,
что ждут прикосновений, словно истин.

Вот истины настенный календарь,
который — дар, и горечь, и беда,
и лета сто ночей, сплетённых рядом.
Пришедший день обнимет нас тайком,
и оборвётся нитью ли, звонком,
объятьями — всему здесь свой порядок.

Прошедшее — проходит в нас не раз,
стуча в сердца, но избегая фраз,
когда красноречивей — слиться кожей.
И лето, словно девочка-волчок,
краснеет, и в желаниях «ещё!» —
то на тебя, то на любовь похожа.

Перетекания

День в переулке искоса посмотрит —
как ходики в груди моей спешат…
Эмоции, как эхо, утром смолкли,
но — ночь приносит новых кукушат…
А чувства с жизнью сталкивает лбами.
По нежности твоей печаль… Печать.
Вчера с сегодня встретились губами –
и учатся безудержность прощать…
Так одержимо, словно завтра в омут,
так бережно, как будто тело – воск…
И впитывает нас пространство комнат,
и сладко раздвигаем мы его…
Играет ночь ненужными словами.
Они – вспорхнут – и до утра не жди…

А звёзды в небе горько целовали
всех, кто — один…

Рядом

Воткнись винтом. Свернись стальным кольцом.
Будь сетью. Стань волною. Мокрым снегом.
Попробуй субмариной. Канонеркой.
И, может быть, летящим вдаль свинцом…
Будь, просто будь. Осуществи — сквозь рой
желаний никогда не быть иначе —
тяжёлых ножниц остроглазый крой
по всем лекалам выбранной задачи…
Уйди из мрака, где растёт туман,
и действуй так, чтоб сердце билось между
обвалом дня, скатившего с ума,
и пальцами отмеренной надеждой.
Будь кем-то, кто ещё перешагнёт,
перелетит в её неделях кряду
и сладкий жгучий яд, и горький мёд,
и просто будет рядом… Просто рядом.

Утешность лета

Ловить китов в компьютерной сети,
по рыболовству навык подытожив,
и узнавать покой нагретой кожей,
и подставлять ладони под дожди…
По вечерам безгрустно уходить
в косые сны гипотетичной птицей,
которой краткий миг необходим,
чтоб прилуниться — словно возвратиться…
Просеивать пространства, чуя фарт,
ища не мысль, а чувственную смальту.
Найти как фант, выкладывать как факт,
с участием уверенности малой,
что выпавшее – в руки упадёт
до августа как яблоко… И всё же –
уже сейчас предчувствовать на коже
прикосновенье – было и пройдёт…
Ночных кормить, в ночи невидных, птиц,
ссыпая строк миндальность и пшеничность,
и Золушку возить, что тот возничий,
что быстр, хотя по статусу – не принц…
И обнимать видения за грудь,
и прижимать к живому, засыпая…
И удивляться, что не отпускает,
но набегает, чтобы зачерпнуть…
И утром, умываясь, находить
солёный бриз… В зеркальном отраженье
ловить китов, и принимать дожди
в гостях, раскрыв ладони, как
решенья….

Среди случайных величин

Жизнь преподносит сто причин
для прежде сделанных помарок.
Среди случайных величин
есть понимаемая малость.
Её пытаешься найти,
дыханьем долго пальцы грея,
но так запутанны пути
в осенних ветреных аллеях.
Аллеи спят и видят сны,
тебя в себе не замечая.
Им пожелаешь тишины,
себе — горячей чашки чая.
Вполне достаточно причин —
смотреть на вещи по иному,
клубок развилок получив —
найти свою дорогу к дому.
Найти карманные ключи,
пошарив в вечере с азартом,
среди случайных величин,
столь мало значимых для завтра.
Ночник, шуршащий ноутбук,
привычный стол, согретый ужин —
и вереница чёрных букв —
всё понимающих как нужно.

И ночи музыка звучит,
даря предощущенье тайны
среди случайных величин,
что относительно — случайны.

Избы  

День разостлан, да не накрыт.
Не к порогу ни гость, ни весть.
Пей, Иванушка, из копыт —
Архимедово воду взвесь.
А как станешь умней отца —
то берись за железный хлеб.
Напоёшь себе в поте лица
кто тут прав, кто поныне лев.

Всем сестрицам — златых серёг
Ванька-ключник, увы, не даст.
Так что думать им наперёд,
хрен ли редьки, иль Божий дар.
Так что взвешивать им стократ,
на груди теребить платок…
Вон приедет аристократ,
да рассудит за то, про то.

К полустаночку не спеша —
тут до поезда — три версты.
Месяц пьёт себе из ковша,
наливая людской тщеты.
А колёс торопливый стук —
не горох, но хотя б не дробь…
Заоконные лица растут,
подымая то чай, то бровь.

А под насыпью — дохнет пёс.
А у насыпи — васильки.
И душа растёт как нарост
средь погожей своей тоски.
А как сложится — журавлём —
спляшем ярмарки посередь…
Ветер северный вдаль зовёт!
Только избы вросли на треть.

Время в пачку сигарет убегает не спеша

Время в пачку сигарет
убегает не спеша…
Посидим.
Не нужен свет…
Помолчим,
моя душа.

Где устало в круг воды
ляжет камень в водоём,
мы найдём друг друга —
ты
или я —
молчать вдвоём.

Ночь гарцует вкруг стола,
чуть бубенчиком звеня.
Треугольная зола
остывающего дня.

Синий
в окна льётся свет.
Звёзден
крап небесных карт…
Мы найдём в себе ответ
Каждый знает, где искать.

Волны

Когда мы останемся вместе — сжимается время;
ты чувствуешь кожей, что кожа внимает минутам.
Погладить по шёрстке — у шёрстки порыв и стремленье
в минуту вернуться.

Но речка течёт, огибая нас слева и справа,
и влага проста, унося наши радости дальше,
где кто-то растёт, и с песками в кулички играет,
но будет с ним — так же.

Туман и роса — составляют прекрасную пару.
Ты знаешь про них, а про нас — носишь, спрятав поглубже,
где солнце — такое, что паром горячим вскипают
бегущие волны, в которых — и время, и души.

Рыбка Атлантиды 

Добавь меня в телефонную книжку;
там длинный список,
спускайся ниже,
уже достигая дна…
Когда позвонишь, назовись Матильдой,
я вспомню про дно, как про Атлантиду,
чьи дни и пески звенят…

Мы будем с тобою гулять по парку.
Ты чувствуешь осень? Ты слышишь — пахнет
листвой, искорёженной днём не нашим,
оставленной в нашем дне?

Дорожка прозрачна, и все поцелуи
достанутся зрелищам, что не минуют
прохожие стибрить, тебя ревнуя
на чувственной глубине.

Я буду писать: «Дорогая Матильда,
как там, на причудливой Атлантиде —
всё так же колонны длинны и стильны,
иль портят их мох и ночь?»

И ты мне ответишь, что всё пропало,
колонны кривЫ, мы с тобой не пара,
а прошлое сложено как попало,
лишь светлою рыбкой — дочь…

И я пропаду, как прожектор в иле,
пытаясь сложить дважды два в четыре,
себя распиная в любой квартире
на выданных простынях…

И будет мне мниться, как в тёмных водах
моё серебристое чудо ходит,
кругами вокруг моей лодки ходит,
найдя и простив меня…

Внекалендарное

Лето — глупая кукла в руках небольшого бога.
Тамагочи желаний с утра не докушал счастья.
Смысл теряется там, где мы делим себя на части,
подставляя волчку беззащитность другого бока.

На горошине сна — королевской спине непросто.
То поддавит корона, то мантия ляжет криво.
Светлокудрое лето заводят в кабак матросы,
обещая матросскими байками осчастливить.

Утро пьёт из копытца, волнуясь, а где сестрица.
К королевскому боку — волчок, словно зомби — к мясу.
На измятой постели — в кружавчиках брошен принцип
никогда не летать без поддержки в народных массах…

Книжка жизни в пыли, потому что стихи из сора.
За замочною скважиной — жажда узнать о главном.
Лето — глупая кукла, смотрящая сине, сонно..
Лето хочет ещё… И тебя погружает плавно.

Слагаемые

В королевстве темно и влажно.
Липкость снега на мокрой глине.
Людям свойственны эпатажи.
Кости мёртвых несуетливы.

Спят копальщики где-то в дебрях
переулков, дворов, парадных.
Гамлет ходит и время делит
на слагаемые утраты.

Время в сумме немало весит.
Но в суме — засохшие дольки.
Череп Йорика — в ходе версий
опознанья себе подобных.

Бытия холодна водица,
коль промок — к очагу скорее.
Время смотрит, считая лица.
Гамлет смотрит в окно и время.

Облака восходят опарой.
Тишина заходит за тенью.
Снег ложится в поле и память.
Память тоже бывает постелью.

Череп спит за притихшим камнем.
Пчёлы снежные сбавят ход.
«Вот и Новый…», — подумает Гамлет.
«Вот и Гамлет…», — подумает год.