Член Союза писателей России. Многолетний Член жюри Международного Грушинского Интернет-конкурса. Лауреат премии имени А.С. Грибоедова. Победитель конкурса «Пятая стихия» имени Игоря Царева. Родился в Грузии. Окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища. Потом Северный флот, Газета «Красная звезда», горячие точки, военная редакции «Интерфакса». Капитан 1 ранга. Публиковался в журналах и сборниках «Юность», «Невский альманах», «Дальний Восток», «Белый ворон», «Тобол», «Пилигримы времени» и других альманахах. Автор нескольких приключенческих повестей, книг стихов «Опыт общей беды» и «Пульс Земли войною учащён». В настоящее время — главный редактор газеты «Российская кооперация». Живёт в Москве.
Содержание
«Сколько будет сил — живи!»
Стихотворения
Млечный путь загибает края…
Млечный путь загибает края*,
как портниха отрез для шитья,
примеряясь, как лучше кроить,
чтоб потом не выпарывать нить.
Млечный путь загибает края
и галактика дышит моя,
задыхаясь на звёздном ветру,
опасается, что не к добру
Млечный путь загибает края —
сколько будет ещё бытия?
…А у нас этой ранней весной
журавли возвратились домой.
* Согласно исследованию, опубликованному в журнале Nature Astronomy, что-то неизвестное влияет на край Млечного Пути, вызывая «галактический перекос» его внешних краёв.
Ни че го
Он сказал: пожалуй, выйду –
душно, мне б сейчас на ветер…
Не теряй меня из виду
между разных междометий,
между всяких разных прочих,
меж фигур и силуэтов,
узнавай хотя бы почерк
или голос на кассетах…
За окном крутила вьюга.
Он налёг на ветер грудью,
где-то там свернул за угол –
в многолюдье ли, в безлюдье,
и с тех пор из виду выпал
(или я не смог быть зорким?).
Ни смешка с тех пор, ни всхлипа,
ни его скороговорки –
ни че го…
Всё снег засыпал.
Без сна
Вижу: туман белёсый
лёг на краю села —
это седые косы
ночь расплела,
чешет седые пряди
гребнем густых ракит…
Надо поспать бы, надо,
только — не спит…
Я тебе не позвоню
Я тебе не позвоню
и не жди – не будет связи:
я, вцепившийся в броню,
в этот миг скатился наземь
и застыл, теряя связь
с этой стычкой огневою
и с зарёй, что занялась,
и с тобою, и с тобою, —
и лежу, к земле щека,
неподвижен, неподъёмен.
Если ждёшь ещё звонка –
я уже не помню номер,
я уже не вижу свет,
но и тьмы пока не вижу,
неподъёмен и недвижим –
есть и всё равно что нет.
Я тебе не позвоню…
Ненужная деталь
Какая у меня печаль,
какие тени надо мною?
Летит навстречу магистраль
и что есть дури — в лобовое,
и невесомо бьёт в лицо,
и боли нет (наверно, рано),
мелькает за окном сельцо,
как призрак в зарослях бурьяна.
Судьба подкинет пять тузов
под вздохи ангела седого,
под визг истошный тормозов
у поворота рокового.
И как ненужная деталь,
как что-то лишнее, пустое —
вопрос: какая же печаль,
какие тени надо мною?..
На швартовах
С Кильдина плывут – сонливы,
пышнотелы – облака,
студят в северном заливе
корабли свои бока,
крепко взяты на швартовы,
словно псы на поводки,
но сорваться с них готовы,
обнажив свои клыки,
грозно рыкнув, дать турбинам
песню в полный голос петь,
и чтоб солнце в небе синем –
как надраенная медь…
Всё, что есть
Всё, что есть — солдатского масштаба:
сон — окопен (так же, как обед),
Бог – высоко, далеко от штаба,
горек дым паршивых сигарет,
пуль — обильно (исклевали бруствер),
на бегу — спасительна броня,
в минном поле слишком, слишком узкий
даже не проход, а западня,
но проскочишь — вот и слава Богу
(всё же есть, хотя и не видал)…
Ко всему привыкнешь понемногу
или не успеешь никогда…
По следам алфавита
По кровавым следам алфавита
ходит, ходит солдат неубитый,
сложит буквы он в слово живое –
воскресит тех, кто выбыл из строя.
Но никак не слагается слово,
что годится для трубного зова:
эта буква уже бездыханна,
вот другая, как рваная рана,
та калечна, отходит другая –
вот такая судьба фронтовая…
Ходит, ходит солдат неубитый
по кровавым следам алфавита:
ни единой нет буквы для слова –
всех их вымело ветром свинцовым.
Небо
У бэтээра тёплый бок,
сержант прижался, как телок.
Желвак катая по скуле,
он смотрит в небо голубое –
нет голубее после боя
и чище неба на Земле.
Ещё мгновение назад
казалось, в небе сущий ад,
такой же точно, как везде,
и вот оно совсем другое –
так невозможно голубое,
что ясно: снова быть беде…
Выпуск. 10.07.1980.
Эх, как шагнули мы в июле,
монеты на плацу метнув!
Сначала звёзды, позже пули –
кому-то даже не одну…
Светило в небесах светило,
сияли звёзды на плечах –
в тот день про пули, что отлила,
судьба сумела промолчать,
а и сказала б, кто поверит –
у юных в лихо веры нет.
И на асфальте тёмно-сером
блистало серебро монет…
Голос
Для чего меня бинтуют
слой за слоем, слой да слой?
Принимай судьбу такую:
ляг и стихни, рядовой!
Время — ветхая тряпица,
время — слабая печать.
Будет голос мой сочиться,
будут пятна проступать
на обрывках и ошмётках
не моих — других времён,
голос мой из крови соткан,
голос — кровью сотворён.
Пусть не громок, пусть не зычен,
пусть просел до хрипоты,
но с израненных страничек
он проступит сквозь бинты.
Пропустим трамвай?
От былой отвык рисовки
и костюм стал мешковат,
и стоишь на остановке,
ждёшь трамвая на закат,
и стоишь уже с вещами,
осознав: сыграл вничью…
Солнце рельсы освещает,
обозначив колею
до смиренных захолустий,
безмятежности благой.
А давай трамвай пропустим –
и не будем ждать другой…
Человек – такая птица…
Человек — такая птица,
а посмеешь усомниться –
не взлететь, не воспарить,
не увидеть землю сверху
и того, как тают стерхи
в нежном мареве зари,
не встречать ветров студёных
раньше, чем вершины клёнов,
раньше, чем вершины гор,
облака не потревожить,
не влететь под звёздный дождик —
не изведать высь, простор…
Стоит только усомниться —
всё, не птица ты, не птица,
тут уже иной расклад:
ты в земной пребудешь власти,
может, даже будешь счастлив,
но при этом – не крылат…
Разводы на стекле
Ночь рисует улицу
ливнем по стеклу:
человек сутулится,
мокнет на углу,
тень воздев,
как палицу,
на него в упор
красным глазом пялится
гопник-светофор,
дышит злой истомою
за плечом его
подворотня тёмная
с пьяной мелюзгой…
Но – пытается душа…
В ночь по окна замело,
всё — зимы дождались…
Дышит мальчик на стекло,
прогревая наледь,
сводит прочь морозный след
выдохом горячим…
Где ты,
мальчик, где ты?
Нет…
Был, но весь растрачен…
Всё забрало без отдач
время — до крупинки,
даже выдох не горяч —
не растопит льдинки,
Ни за что не продышать
путь к тому мальчонке,
но — пытается душа
изо всей силёнки…
Беги, малец…
Лизнёт тебя прохладный ветер
в распаренные булки щёк
и конопушками отметят
весна и солнце. Кто ещё?
Что за неведомый художник,
что за невидимая кисть?
Как многоточия роскошны —
носи, мальчишка, и светись!
Носи веснянки-конопушки,
как дар весны — дороже нет,
и пусть нежадные кукушки
наобещают сотню лет.
Ты верь в обещанные сроки —
их обещают по любви.
Беги, малец розовощёкий,
и сколько будет сил — живи!