Член Союза писателей России, член Союза писателей Казахстана. Вице-президент Международной Грушинской академии. Владимир Иванович родился в 1956 г. в Караганде. Получил образование в Киевском политехническом, Норильском индустриальном и Московском литературном институтах. Работал в Заполярье, на Украине и в Казахстане. Прошёл трудовой путь от ученика слесаря до руководителя предприятия. Лауреат ряда литературных премий. Собственный корреспондент «Литературной газеты». Живёт в г. Всеволожске (Ленинградская область).
Содержание
Степное
Когда лязгнет металл о металл и вселенная вскрикнет от боли,
Когда в трещинах черных такыров, словно кровь, запечётся вода, –
Берега прибалхашских озер заискрятся кристаллами соли
И затмит ослабевшее солнце ледяная дневная звезда.
И послышится топот коней, и запахнет овчиной прогорклой,
И гортанная речь заклокочет, и в степи разгорятся костры, –
И проснёшься в холодном поту на кушетке под книжною полкой,
И поймёшь, что твои сновиденья осязаемы и остры.
О, как прав был строптивый поэт – Кузнецов Юрий, свет, Поликарпыч,
Говоря мне: «На памяти пишешь…» (или был он с похмелья не прав?)
Хоть до крови губу закуси – никуда от себя не ускачешь,
Если разум твой крепко настоян на взыскующей памяти трав.
От ковыльных кипчакских степей до Последнего самого моря,
От резных минаретов Хорезма до Великой китайской стены –
Доскачи, дошагай, доползи, растворяясь в бескрайнем просторе,
И опять выходи на дорогу под присмотром подружки луны.
Вспомни горечь полыни во рту и дурманящий запах ямшана,
И вдохни полной грудью щемящий синеватый дымок кизяка,
И сорви беззащитный тюльпан, что раскрылся, как свежая рана,
На вселенском пути каравана, увозящего вдаль облака…
Караганда
Дождь прошёл стороной, и вздохнул терриконик —
Сводный брат нильских сфинксов и сын пирамид.
Смерч подбросил листву на беспалых ладонях,
Уронил чей-то зонтик на мой подоконник
И умчался в притихшую степь напрямик.
Вечер сыплет крупу антрацитовой пыли
На усталых людей, доживающих век.
Город мой, ведь тебя никогда не любили!
Сказки здесь так похожи на страшные были,
Что кровит под ногами карлаговский снег.
Утопает в грязи свет немытых окошек.
Ночь троллейбусу уши прижала к спине.
Город кормит с ладони остатками крошек,
Прячет в темных дворах издыхающих кошек,
Но «собачники» утром приходят ко мне.
На сожжённую степь, на холодный рассвет
Дует северный ветер — гонец непогоды.
На дымящие трубы нанизаны годы…
В этом городе улицы в храм не приводят,
Да и храмов самих в этом городе нет.
Родине
1
Не то, чтобы нас пригласили –
Скорее наоборот.
Но мы приезжаем в Россию
Из всех суверенных широт.
Нам стало вдали одиноко,
И сделалась участь горька –
И с Запада, и с Востока
Течёт человечья река.
Над мыслями нашими властвуй –
Пришли мы к тебе налегке.
Как сладко сказать тебе: Здравствуй!
На русском своём языке.
2.
Осень. Звон ветра. Синь высоты.
Тайнопись звездопада.
Если на кладбищах ставят кресты,
Значит, так надо.
Значит, и нам предстоит путь-дорога
За теплохладные наши дела.
Скольких, скажи, не дошедших до Бога
Тьма забрала?
Скольких, ответь, ещё водишь по краю,
По-матерински ревниво любя?
Я в этой жизни не доживаю
Из-за тебя.
Из-за тебя на могилах трава –
В рост! – где лежат друзья…
Но истина в том, что не ты права,
А в том, что не прав я.
Петербург
На озябшем перроне и пусто сегодня, и гулко.
Милицейский наряд прошагал безучастный, как снег.
Точно так же глядел на меня, выходя на прогулку,
Насосавшийся крови, двадцатый, сдыхающий век.
Ах ты, память моя!
Я прощаю, а ты не прощаешь!
Отпусти же меня, помоги мне обиду забыть.
Ничего не даёшь ты взамен, даже не обещаешь,
Кроме ветхозаветного — быть!
Славный выпал денёк, с ветерком, до костей пробирает,
Гололедец такой, ну, совсем как у Данте в аду…
Я всем мозгом спинным понимаю — меня забывает
Полусонный вагон, убывающий в Караганду.
Он забудет меня, одиноко ржавея на свалке,
Как забыли меня все, кому я тепло раздарил…
Здесь, в несломленном городе, люди блокадной закалки
Отогрели меня, когда жить уже не было сил.
Смейтесь, братья мои!
Нам ли нынче стонать и сутулиться!
Смейтесь, сестры мои!
Вы затмили достойнейших жён!
Посмотрите в окно… Кто метёт и скребёт наши улицы? —
Это дети оравших в безумии: «Русские, вон!»
По отвесной стене
1.
Выглянул месяц, как тать из тумана,
Ножичком чиркнул – упала звезда
Прямо в окоп… В сапоги капитана
Буднично так затекает вода…
Через минуту поодаль рвануло.
Замельтешили вокруг светлячки…
Встать не могу – автоматное дуло
Прямо из вечности смотрит в зрачки.
2.
Белый день. Белый снег.
И бела простыня.
Бел, как мел, человек.
Он белее меня.
Он лежит на спине,
Удивлённо глядит –
По отвесной стене
Страшновато ходить.
«Помолчите, больной…
Не дышите, больной…» –
Говорит ему смерть,
наклонясь надо мной.
Ветеран
1.
Он был болен и знал, что умрёт.
Положив мою книгу на полку,
Вдруг сказал: «Так нельзя про народ.
В писанине такой мало толку».
Я ему возражал, говорил,
Что традиции ставят препоны,
Что Мефодий забыт и Кирилл,
Что нет места в стихах для иконы.
«Замолчи! – оборвал он. – Шпана!
Что ты смыслишь! Поэзия – это…»
И закашлялся.
И тишина.
И оставил меня без ответа.
2.
С ним можно было запросто молчать.
Он никогда не задавал вопросы,
Когда я рвал рубаху сгоряча,
Роняя на пол пепел папиросы.
Он не писал ни песен, ни стихов.
С ним жили шавки: Руфь и Недотрога.
За ним совсем не числилось грехов.
Он говорил, что почитает Бога.
Он вытащил меня из пьяной драки
И в спину подтолкнул: «Беги, убьют…»
Он умер тихо, но его собаки
Заснуть всему кварталу не дают.
Ладога и Онега
Ладога и Онега –
За горизонт волна.
С берега или брега
Утром звезда видна.
Ладога и Онега –
Вера, любовь и грусть…
Снега! Побольше снега!
Это зовётся – Русь!
Поэзия
От сердца к сердцу, от любви к любови,
До самых-самых беззащитных – нас!
Сквозь жизнь и смерть, сквозь властный голос крови,
В урочный или неурочный час,
Листвой опавшей, первою травою –
Нас властно отделяя от других,
Доходит и хватает за живое…
И сторонятся мёртвые живых!
Всеволжск
В Петербурге весна! А за городом синяя вьюга
Вдоль железной дороги припудрила мусор и хлам.
Словно в море киты, электрички находят друг друга,
Чтобы вновь разойтись по своим неотложным делам.
Дремлет мой городок, чуть примяв снеговую перину,
Памятуя о том, что цыган уже шубу продал.
За окошком коты разорались и выгнули спины –
Отогнали мой сон… Да и снег моросить перестал.
Предвкушаю балет на поставленной летней резине…
По прогнозам – не день, а жестянщика месяц грядёт.
Телевизор пугает дырой в продуктовой корзине.
В Петербурге апрель! А у нас – снег, метель, гололёд.
Вот такие дела… Хоть хихикай, хоть плачься в жилетку
(Видно, всё же старею – разнылся, как ветер в трубе).
Значит, время пришло позабавиться русской рулеткой –
Прогреваю мотор. Выезжаю навстречу судьбе…
Революция
Тише рыбьего дыханья,
Легче трепета ресниц —
Скорой смерти ожиданье
Сходит с блоковских страниц…
А вокруг все лица, лица
С волосами до земли,
Журавлиные синицы
И синичьи журавли,
На златом крыльце сидели —
(Здесь зачёркнуто…) Гляди
На бушлаты и шинели!
Хлеба дайте! Проходи!
Робы, блузы, платья, спины,
Маски, кепки, колпаки,
Свечи, фонари, лучины,
Проститутки, кабаки…
Кто поёт, кто матерится —
Власть издохла! Вот те на!
Тут — шампанское искрится,
Там — штыки и стремена…
Карнавал! Гуляй, людишки!
День последний! Судный день!
Ничего теперь не слишком!
Никому сейчас не лень!
Отойти! Остановиться!
Руки разбросать! Не тронь!
Вера — манна несчастливцев —
Всех в огонь!
Млечный путь
Остывают страны, народы
И красивые города.
Я плыву и гляжу на воду,
Потому что она — вода.
А она и саднит, и тянет,
Словно соки земные луна…
Жду, когда она жить устанет
Или выпьет меня до дна.
Из какого я рода-племени?
Кто забросил меня сюда?
Скоро я проплыву мимо времени,
Опрокинутого в никогда…
Бессмысленно былое ворошить
Бессмысленно былое ворошить –
Пока я к лучшей участи стремился,
Двадцатый век оттяпал полдуши
И треть страны, в которой я родился.
И я тому, признаюсь, очень рад –
Похерив все небесные глаголы,
Кремлядь не прикрывает куцый зад,
И близятся костры Савонаролы.
Приветствую тебя, Средневековье!
Мне обжигает лоб печать твоя!
Я жгу стихи, мешаю пепел с кровью
И смазываю петли бытия.
О, как они скрипят! Послушай, ты,
Бегущий мимо к призрачному раю!
Я для тебя — в лохмотьях красоты –
На дудочке поэзии играю.