Член Союза писателей России. Лауреат Всероссийского поэтического конкурса им. Сергея Есенина, призёр 7-го Международного Грушинского Интернет-конкурса. Родилась в 1968 году в Самарской области. Публиковалась в изданиях: «ЛГ», «РГ» (рубрика Д. Шеварова), «День и ночь», «Сибирские огни», «Казахстан и Россия», «Подъём», «Волга», «Русское эхо», «Пилигримы времени», «Наша Молодёжь», «Наш современник», «Звезда Востока», «Дальний Восток», «Невский альманах», «Молодая гвардия», «Простор» и др. В сетевых – «45 параллель», «Этажи», «МК», «Новые известия», «Za Za», «Переплёт», «Чайка» и др.
Автор книги «Выпив ночь из синей чашки». Живёт в г. Самара.
«Деревенские зарисовки»
Стихотворения
***
Живу в глуши, от шума далеко,
Пишу стихи, да печь топлю на благо.
Есть тишь и свет, есть мёд и молоко,
И два пути – до неба и продмага.
Пускай порой темно в краю ракит,
В пустом дому одна не заскучаю:
Под вечер Зойка сойкой залетит,
Расскажет все известия за чаем.
Зачем грустить, когда идут часы,
Полны теплом небесные ладони,
Горит герань и хлебом пахнет в доме,
Горьки слова, но помыслы чисты.
Чего мне ждать, каких высот хотеть
И обходить какие грани надо?
Ведь дальше неба некуда лететь,
А дальше бездны некуда и падать.
Мне б только жить без злости и обид,
Любить людей на свадьбе и на тризне.
А то, что Бог со мной не говорит…
Поговорит, быть может, после жизни.
***
Московское время проточно проходит, минуя врата
Деревни, где тёмные ночи, но светлая в окнах вода.
Где скромно живёт и обычно, не рушась на этих и тех,
Народец простой, горемычный, открытый душой к доброте.
Пусть бедно, зато не опасно – посеял, а завтра нашёл.
Вот так и становится ясно кому на Руси хорошо.
И так хорошо, что аж плохо без тьмы самогонного дна,
А там за шкворчащей картохой совсем мужику не до сна.
А в целом, тут мало соблазнов – живут, в основном, старики.
Жила здесь бабёнка отвязно, и та подалась от реки.
И нет здесь угрозы пернатым, и может, ещё посему,
Раскинувши руки крылато, летает дурак по селу.
***
Живёт здесь Люба, вяжет макраме,
Разводит кур и ходит за водою.
До города – три сотни вверх км,
В селе – тоска глотает всё живое.
Опять не гас в соседнем доме свет:
Три дня в загуле старый друг Емеля.
Ну что ему неймётся, в самом деле…
Стучит в окно: «Любовь, физкульт — привет!»
Любая колея здесь – ветка в жизнь,
Любая Люба лешему – голуба.
«На брудершафт!» — попробуй, откажись…
А там стакан до лобызанья с Любой.
Уйдёт сосед, он год, как без жены,
Живи себе на воле диким ветром…
Но можно сгинуть в захолустье этом
От передозировки тишины.
***
Жить, поглубже спрятав крылья, и мечту замазав глиной,
Для любимых стряпать кнели и вареники с малиной.
Не за пазухой у Бога, пусть убого, но не шатко,
Где луна щербатым рогом чешет круп степной лошадке.
За окном — дома в развалку, распоясались заборы.
С мелкотой в руках, с рыбалки ребятня бежит задорно…
За водой соседка Клава семенит – трезва, любезна,
А обратно – шумно, браво! Без воды идёт, но с песней.
Клавин друг — поклонник Аббы, Веньямин, по кличке Веник,
После так гоняет бабу…что не лезет в рот вареник.
…Вот и стынь, завяли окна, и принёс унынье ветер,
За стеной соседи смолкли – за водою ходит Веня.
На потухшем злате иней серебром, снежок на ветках.
Пара звёзд на стоге свили до утра гнездовье света.
***
В моей деревне полный штиль, смотрю в окно – вся даль открыта.
Дорог степных седая пыль дождями частыми прибита.
Там на ладонях берегов река уснула до морозов,
Набрав в карманы «матюгов», гусей гоняет дед-Спиноза.
Гармонь играет вдалеке, пастух чудит, напившись браги.
Гремит телега налегке, чернеют голые овраги…
На нитку улицы дома нанизаны неплотным рядом.
А вот идёт – сойти с ума! – соседка в новеньком наряде.
Достану чашки и суфле, от тёплого окна отлипнув,
И, нарушая дефиле, модель села на чай окликну.
***
Степь, как тоска, бесконечна,
Полнится даль синевой.
Мне бы уйти в эту вечность,
Стать неприметной травой.
Небо седое гранитно,
Стало холодным, как сталь.
Впору б собакой завыть мне,
Так вдруг настигнет печаль.
Как за окном завечерит,
Вдаль убегу, за дворы.
Светлым мелком снег очертит
Контур моей конуры.
***
Утлая лодка утра, яхта ясного дня
Будет тебе смутно напоминать меня.
Будет моим ликом ночью луна в окне,
Заголосят ливни песни мои во сне.
Будет тебя путать взгляд мой, идя на ум,
Будет будить Будда мантрой ау – аум…
Время змеёй завьётся, вселится в дом тоска.
Имя моё забьётся жилкою у виска.
Будет в ночи ветер тихо мой стих шептать,
С ветки летать на ветку, небо в окне шатать.
Будет гудеть печка, грусть навевать все дни.
Тихо скрипеть крылечко: где же она? Верни…
***
В больничке поселковой стынет тишь.
Петровна – медсестра сидит в халате
И что-то пишет. Точит угол мышь,
Кровати спят в обшарпанной палате.
По коридору носится сквозняк,
Чета кушеток разбавляет метры.
За занавеской слышится возня –
На окнах плёнка шелестит от ветра.
Прикрыли стенды сиротливость стен,
Древесный мирт в углу разросся в кадке.
Безлюдно в ФАПе: с веком перемен
Село опало, ходят больше бабки.
Быльём и хлоркой пахнет кабинет,
Гуляет под ногами пол неровный.
Усатых тараканов в ФАПе нет –
Они давно живут в башке Петровны.
Одна она, в Самаре где-то брат.
Сожитель был и сплыл, но есть котейка.
Детишек Боже не дал, дал лишь клад
Тепла в душе – живая телогрейка.
Идут бабульки – каждой помоги,
И выслушай, на время не взирая.
А те Петровне носят пироги,
И тёплые носки расцветок рая.
Пред выборами вновь кипит страна,
А здесь покой и вечер пахнет миртом.
Сидит Петровна средь миров одна
И морит тараканов горьким спиртом.
***
Повесился месяц на сучьях.
Светает. Сажусь за весло.
На том берегу в заколючье
Забытое дремлет село.
Дощатое тело деревни
Свой век доживает мирской.
В дворах одичалых сирени
Отчаянно пахнут тоской.
Здесь время как будто бы сбилось,
И дом от затишья оглох,
И бабочка в моль превратилась
В плену паутинных углов.
Завял на завалинке ветер,
Не слышится шелест ветвей,
И только в глуши о бессмертье
Поёт и поёт соловей.
***
Я оденусь в шёлк июля,
Не зови меня – ушла.
Пусть молва летит, как пуля,
Зависть жалит, как пчела.
Над ручьём и над канавой,
Где скопился сельский сор,
Напрямик шагну я с правой,
Всем врагам наперекор,
Улыбнусь песочным сотам
Муравьиного вождя
И зонта дырявым сводом
Не закроюсь от дождя.
Прощевай, моя избушка,
Прощевай, моя земля!
Я свободна, как лягушка,
В чёрном клюве журавля.
***
В глазах раскосых — тьма степей…
И небо — под ногами.
Зачем, не знаю, хоть убей!
Я говорю стихами.
В степной глуши, средь ив, осин
Живу почти убого.
Зато всё близко – звёзды, синь,
Рукой подать до Бога.
Когда темно в краю ракит,
Стихами тихо плачу…
О, если б знать с какой строки
Свернуть на лист удачи!
***
Когда мой мир как лист бумаги скомкан,
И душу рвёт кинжальный ветер дней,
И скудость ждёт отточенным осколком
На алчущем паденья жертвы дне,
Так хочется повеситься, как месяц,
Задраить люк души, завыть, как бес,
Скатившись вниз по гулким рёбрам лестниц,
Упасть в ладони жаждущих небес,
Забыть все рамки, правила, законы,
Долги, пароли, мерки, этикет,
Сбежать из мира клеток и вагонов,
Машин, неона, пластика, ракет;
И кануть в непролазной, тихой чаще,
Где бродит по деревьям лунный кот,
И выгореть, как август уходящий,
И сдаться в плен всем армиям невзгод…
Когда ж душа надломлено умолкнет,
В бессилье крикну вновь себе: Дыши!..
И еду в глушь, соломенной иголкой
Сшивать дыру надорванной души.
***
Выпив ночь из синей чашки, жду, когда нальют рассвет.
Тень в смирительной рубашке мой обкрадывает след.
Обернувшись тёплым пледом, обойду притихший сад.
Пахнет горько бабье лето неизбежностью утрат.
Звёзды светят маяками. Может, в небо за буйки?
Где цветные сны руками ловят божьи рыбаки.
И по лунам, как по рунам выйти в космос напрямик.
По дороге самой трудной, где полёт – последний миг…
Только в доме спит ребёнок. Захожу, скрипят полы.
Не скрипите: сон так тонок! В степь пойду, сорву полынь,
И травою горькой, дикой окурю себя и дом:
Блажь полёта, уходи-ка! Полечу потом, потом…
***
Вот и настало небес полноводие,
Скрипом уключин наполнилась ночь.
Бряцает ветер пустыми поводьями,
К зорьке ускачет куда-нибудь прочь.
Время сменяет дожди на метелицу,
Вот и побелен годами висок.
И не заметишь, как жизнь переменится
С моря — на речку, а речка — в песок.
Домик закрою, пойду за околицу,
Далее, далее — ветер, встречай!
Все, что ненужное, может, отколется,
И перемелются боль и печаль.
Душу остудит дорога звенящая,
Выйду на новый небесный виток.
Крылья расправлю и стану летящею,
Как под подошвой у Бога листок.
***
Седое небо подперев плечом,
Застыл ноябрь хмурый у воротца.
Заиндевелый стог стоит свечой,
Проталины приталены морозцем.
Кружится робко первозданный снег,
В оконце тёмном светятся рябины…
Приходит в память детство, как во сне,
Где слово «счастье» пахнет мандарином.
И враз теплеет в божеской руке,
И тяжесть жизни будто невесома…
Светлеют окна, как вода в реке,
И протекает время мимо дома.
***
Я по горло стою в небесах,
Ничего в этой жизни не надо.
Все заслуги мои — на весах,
Все дороги открыты для ада.
Чую сердцем – я жизнь допою,
Вскроет небо к забвению вены.
Сколько можно мне жить на краю,
Будто край – переход к переменам…
Боже правый, где правда, скажи
В этом стынью обугленном веке?..
Вышли солью из горла души
Слов моих пересохшие реки
***
Хоть небо оловом луди — дожди сгущаются под вечер.
Забыта Богом и людьми, стоит изба, понурив плечи.
Жучки гнездятся на бревне, и во дворе царит безмолвье,
И гвоздь навеки на стене с кольцом ржавеющим помолвлен.
Висит, от времени сера, хозяйки сирая циновка,
Провиснув посреди двора, спит безрубахая верёвка.
Кругом осот и лебеда, заглохло время в доме старом.
Не брякнет конская узда, корова не бежит из стада…
Упала старая труба, и опустились крылья ставней.
Нахохлившись, стоит изба отставшей птицею от стаи.
***
В соломе света день сияет ныне,
Теплее молока вода в реке.
Пастух, хмельной от зноя и полыни,
Как тучу, гонит стадо вдалеке.
Под вечер жар вдоль берега спадает,
Духмяно пахнут травы на лугах.
Как зев печи, закат огнём пылает.
Несут коровы небо на рогах.