Ганна Шевченко – поэт, прозаик. Родилась в городе Енакиево Донецкой области. Публиковалась в журналах «Арион», «Дружба народов», «Новая Юность», «Октябрь», «Сибирские огни», «Новый Журнал» и других изданиях, а также в сборниках и антологиях поэзии и короткой прозы. Рассказы входят в сборники ведущих издательств, включая «АСТ» и «Эксмо». Финалист поэтической премии «Московский счёт», лауреат международного драматургического конкурса «Свободный театр», лауреат премии Gabo Prize Winners (Великобритания) за переводные стихи и Международной премии имени Фазиля Искандера за книгу стихов «Обитатель перекрёстка», лауреат Международной литературной премии им. И.Ф. Анненского за повесть «Шахтёрская Глубокая».
Автор книг «Подъёмные краны» (2009), «Домохозяйкин блюз» (2012), «Обитатель перекрёстка» (2015), «Форточка, ветер» (2017), «Забойная история, или Шахтёрская Глубокая» (2018), «Путь из Орхидеи на работу» (2020), Что кричит женщина, когда летит в подвал?» (2020). Член Союза писателей Москвы и Русского ПЕН-центра.
Живёт в Москве.
«Проза Ганны Шевченко фантасмагорична, и нелогична,
как мир настоящей взбалмошной женщины».
Вячеслав Харченко
Содержание
Рассказы
Коптильня
Это случилось дней десять тому назад. Очередь в кассу двигалась быстро. Передо мной стояла женщина с тележкой, там лежала коричневая коробка с надписью «Коптильня». Она расплатилась и пошла к выходу.
Покупок у меня было немного, поэтому через несколько минут я догнала женщину с коптильней и снизила скорость, чтобы двигаться с ней синхронно. Шла, рассматривая её широкую спину, вздрагивающие бёдра и большую коробку в большом пакете. Так мы дошли до моего дома, и я с удивлением заметила, что женщина с коптильней входит в мой подъезд: раньше я здесь её не встречала.
Когда женщина поднялась на мой этаж, я подумала, что она знакомая кого-то из соседей, но, когда она остановилась возле моей двери и, не дав опомниться, проникла в моё жилище сквозь запертую дверь, мне ничего не оставалось, как открыть ключом, войти и спросить, что она делает в моей квартире.
— Я поссорилась с мужем, — ответила она, оглядываясь по сторонам и что-то выискивая глазами.
— Что вы ищете? — спросила я.
— Куда мне поставить пакет?
Я указала на угол возле двери. Она поставила.
— Я часто ссорюсь с мужем, — сказала она, — понимаете?
— Понимаю, — ответила я.
— Я сама провоцирую скандалы.
— Зачем?
— Когда не ссоримся, мы ложимся вечером в постель, и он вынуждает меня делать это. Вы понимаете?
— Да.
— Я не знаю, зачем ему это нужно. Понимаете?
— Не совсем.
— Когда мы в ссоре, я ложусь, поворачиваюсь к стене и спокойно сплю. Ведь, когда муж и жена в ссоре, они обычно это не делают. Так ведь?
— Наверное.
— На днях мы сильно поссорились, а я, вот, купила коптильню. Боюсь, что он будет недоволен. Пусть она постоит у вас недолго, мы помиримся, я морально подготовлю его, расскажу о коптильне, а потом приду, заберу. Хорошо?
— Да, конечно, пусть постоит, — ответила я, и она вышла так же, как и вошла, сквозь запертую дверь.
Не знаю, помирилась ли та женщина с мужем, но за последние десять дней рядом с коптильней появились фритюрница, миксер и складной мангал для шашлыка.
А ещё я несколько раз пыталась пройти сквозь закрытую дверь, но у меня не получилось.
Пакет
— Во мне — сто двадцать четыре килограмма, — сказала она и села рядом.
Я подвинулась, а она немного поелозила по сиденью, чтобы устроиться удобней, и замерла, положив руки на колени. Я оказалась зажатой между стеной и ее большим телом, на ладони моей блестела упаковка от съеденного мороженого, которую некуда было выбросить.
— В соседний вагон зашёл контролёр, — сказала она, — сейчас побегут зайцы.
И действительно, внезапно через вагон хлынул поток зайцев. Они застыли, как чиновники в финальной сцене «Ревизора» и проплывали в однообразных позах, словно манекены на конвейерной ленте.
Вагон опустел, и, наконец, появился контролёр. Он, как школьный учитель, с указкой в руке, подходил к оставшимся пассажирам, показывал на лицо, что–то говорил в пустоту, словно проводил экскурсию себе самому.
Вскоре он подошёл к нам и указал на мою соседку:
— Посмотрите на этот экспонат, весит она сто двадцать килограммов.
— Сто двадцать четыре, — поправила женщина.
— Посмотрите на угол расположения ее морщин. Вот эти свидетельствуют о сварливости, а вот эти о полной беспомощности… А ее рот! Это же находка! Края обвисли, как ветви ивы, и вросли корнями в подбородок. Но, несмотря на то, что рот по форме напоминает подкову, эта женщина никогда не была счастлива…
— Ещё бы, — сказала она, — тридцать лет с неудачником…
Контролёр собрался уходить, но я окликнула его:
— А я? Почему не тыкаете указкой, не указываете направление морщин?
— Вам нужно избавиться от мусора, — сказал контролёр, — вот, познакомьтесь — это Пакет.
И тогда я заметила у его ног зелёный целлофановый пакет. Он шевельнулся и, неуклюже переваливаясь, направился ко мне, используя нижние углы как лапы.
— Приятно познакомиться, — сказала я и бросила в него упаковку от мороженого.
Контролёр направился к следующему пассажиру, а Пакет остался со мной. Теперь он сопровождает меня, куда бы я ни ехала.
Зонт
— Когда я замужем, я увядаю, — говорила она, сидя в глубоком кресле-ракушке, — черты мои стираются, взгляд меркнет, кожа тускнеет. А стоит развестись — расцветаю, как роза, излучаю мерцание сквозь поры лица.
Она протянула руку, взяла с тумбочки пилочку и стала подпиливать ноготок на мизинце.
— Зачем же ты столько раз выходила замуж? — спросила я.
— Не знаю, — ответила она, — получалось как-то само собой…
Мне нужно было уходить, и я сказала ей, что пойду, что сама захлопну дверь, пусть она не встаёт, не беспокоится, подпиливает дальше свой мраморный ноготок.
Я вышла в прихожую, набросила на плечо свою сумочку и почему-то прихватила её маленький зонт янтарного цвета с чуть заметными горчичными вкраплениями. Я не понимала, зачем взяла его. Я вышла, захлопнула дверь и, спускаясь по ступенькам, всё думала, почему моя рука потянулась к этой незамысловатой вещице?
Вдруг щёлкнул замок. Она показалась в дверях и крикнула:
— Ты случайно не видела мой зонт?
В это мгновение я подумала, что если скажу ей, что зонт у меня в руке, она спросит, зачем я его взяла, а я не найду что ответить. Что я могу на это ответить, если сама не знаю, зачем взяла его. Я крикнула: — нет! — и стала неуклюже прятать зонт под полу пиджака. Сейчас я унесу его, а потом вернусь и незаметно положу куда-нибудь, например, под кресло. А потом буду вместе с ней удивляться тому, как он оказался там и почему раньше она его не заметила. И мне не нужно будет придумывать нелепые объяснения, зачем я взяла этот зонт, а она не будет при этом смотреть на меня взглядом, от которого захочется умереть.
Но у меня не получилось как следует его спрятать, у меня дрогнула рука, из-под пиджака показалась ручка.
Она заметила, посмотрела на меня тем самым, невыносимым взглядом и заговорила:
— Почему ты взяла мой зонт?! Зачем ты держишь его под пиджаком?! Для чего он тебе нужен?! Как ты объяснишь своё нелепое поведение?! Отчего ты молчишь? Что за вздор! В чем логика?!
И вдруг что-то жившее во мне и долгое время не находившее выхода выстрелило, как пробка от шампанского, исторглось, как пена его, как брызги:
— А как ты мне объяснишь то, что ты отбила у меня первого мужа? Скажи мне, почему ты сразу после венчания соблазнила второго? Отчего я застала тебя в постели с третьим?! Почему ты тайно встречаешься с четвёртым? Что за вздор?! В чём логика?! Отчего ты молчишь?!
Мои слова звенели и рассыпались по лестничным пролётам, а она стояла и смотрела на меня взглядом, от которого хотелось умереть.
Ангел мой, лети за мной
С тех пор, как она решила заняться шитьём, прошло несколько месяцев, но ей все никак не удавалось сесть за работу. Первый раз она пошла в магазин и купила нужные принадлежности, но, вернувшись, обнаружила, что купила не все. Тогда она решила снова пойти купить недостающие. Она подошла к зеркалу, поправила причёску, произнесла «Ангел мой, лети за мной» и вышла из квартиры. Купив то, что требовалось, она вернулась, разделась, разложила перед собой все приобретения и снова обнаружила, что нескольких недостаёт. Тогда она снова отправилась покупать то, что забыла.
Вот уже несколько месяцев она непрерывно ходила в магазин. Покупала принадлежности, возвращалась домой, обнаруживала недостающие — и снова шла. Магазин стоял на окраине города, на пустыре, среди котлованов и обломков замороженного строительства. Работал он круглосуточно, и она могла идти за покупками в любое время. Часто она шла на рассвете, когда улицы были пустынны. Из утренних сумерек навстречу ей выныривали редкие прохожие в длинной одежде, с плоскими лицами без черт. Они проплывали мимо, размеренно двигая крупными, как весла, руками.
Ночами она подолгу стояла на обочинах возле переходов и щурилась оттого, что непрерывный стальной поток мял пешеходную зебру и слепил ей глаза бросками фар. Она заглядывала в салоны, видела там сгустки, похожие на черные шахматные фигуры, и играла с собой в проницательность, угадывая, кто едет, пешка или ферзь.
Ей нравилось медленно приближаться к магазину, наблюдая, как величественная фигура проступает из густого пространства. Обычно это был прямой параллелепипед с резкими рёбрами, но когда дул сильный ветер, сооружение смещалось от резких воздушных потоков и становилось наклонным. Иногда магазин не проявлялся, и тогда ей приходилось ждать минут пятнадцать-двадцать, пока желанный каркас не вынырнет из воздуха.
Те редкие минуты, когда она не шла в магазин, она проводила в своей комнате, сидя на стуле с коробкой на коленях. Она открывала крышку и перебирала свои приобретения: белые нити, вспарыватели, напёрстки, клеевые ткани, гобеленовые иглы, технические ленты, пробойники, держатели этикеток, мелки, колодки для утюжки, канву без рисунка. Но потом вздрагивала, обнаруживая, что снова чего-то недостаёт, подходила к зеркалу, шептала «Ангел мой, лети за мной» — и снова направлялась в магазин.
Иванов
Иванов хотел слыть пророком, поэтому иногда предсказывал события. Мы делали вид, что относимся к этому серьёзно, потому что не хотели обидеть Иванова. Многие из его предсказаний были беспроигрышными, такие мог сделать любой из нас. Совсем недавно, в декабре, он пришёл к нам и сообщил, что на следующий день температура воздуха поднимется на три градуса. Мы восхитились его прозорливостью, несмотря на то, что подобными знаниями мог владеть любой пользователь «Яндекса». Иванов интернетом не пользовался, но мог услышать о повышении температуры в аптеке или троллейбусе. В самом конце года он пришёл и сделал ещё одно пророчество, он предрёк, что в магазине германской одежды «Мистер-твистер» будет новогодняя распродажа пиджаков, и цены снизятся на пятнадцать процентов. Мы зашли и проверили. Действительно, цены снизились, но не на пятнадцать процентов, а на десять. Но мы и это ему простили, потому что любой оракул имеет право на погрешности.
Неделю назад Иванов рассказал нам, что силой энергии разума совершил акт телепортации. Якобы с помощью силы мысленного желания он перенёс цветочную палатку, расположенную на пересечении улиц Третьякова и Гоголя на двадцать сантиметров вправо, и она теперь немного приблизилась к автобусной остановке. Мы и тут не стали спорить, потому что проверить это невозможно, замеров мы не делали, и первоначальное положение палатки нами не зафиксировано. Мы только спросили Иванова, почему он заставил совершить гиперскачок именно цветочную палатку. Иванов ответил, что ему нравится орхидея. Причём не сам цветок, а слово, его обозначающее.
А вчера Иванов сообщил нам страшную новость – сегодня произойдёт конец света. И после того, как это случится, к нам в дом придёт человек в балахоне и маске и станет вершить суд.
Мы подумали, что сначала Иванов сделает нужные приготовления. Соберёт на небе тучи, несколько раз сверкнёт молниями, устроит небольшой ураган. Если уж он действительно способен силой мысли передвинуть цветочную палатку, то воздействовать на природные явления для него не составит труда. После этого он наденет на себя маскарадный костюм и войдёт к нам во всей своей красе и величии. И вот в этот торжественный миг мы сдёрнем с него балахон, сорвём маску и сообщим ему, что не позволим какому-то Иванову вершить над нами суд.
Но случилось следующее. Не было туч, не было грома, молний и урагана. Но около двенадцати часов дня к нам действительно вошёл человек в белом балахоне и чёрной маске. Мы, как и задумали, сорвали с него покров, но под ними не оказалось Иванова, все эти атрибуты были наброшены на пустое место. Мы так и сели в свои кресла. И вот сидим второй час, любуемся пустотой.
Вам, наверное, интересно, кто это – мы?
Мы – это Сидоров и Петров.
Из эгоистических побуждений
К большим белым воротам подошёл человек в изношенном пальто и постучал. Ворота приоткрылись, выглянул ангел.
– Открой ворота, – сказал человек, – я прошёл сложный путь, прожил множество жизней, стал мудрым, чистым, светлым, и теперь моё место в раю.
– Ворота не откроются для одного человека, – сказал ангел, – они так устроены, что отворяются лишь тогда, когда в них стучит все человечество.
– Что же мне делать? – спросил человек.
– Не знаю, – ответил ангел и закрыл ворота.
С тех пор человек в изношенном пальто ходит по земле, стучится в души и сердца людей, учит их мудрости и доброте.
Из эгоистических побуждений, естественно.