Перейти к содержимому

ЭЛЬДАР АХАДОВ «Тайны Пушкина» часть 2

Член Союза писателей России и Южнорусского Союза писателей. Член Русского географического общества. Родился в Баку, живёт в Красноярске. Победитель 1-го  Международного Грушинского Интернет-конкурса в номинации «Малая проза», серебряная медаль Евразийского литературного Фестиваля Фестивалей «ЛиФФт» (2019).

Эссе Эльдара Ахадова «Сын человеческий» было признано победителем международного литературного конкурса, состоявшегося в 2018 году в честь юбилея издательства «ZA-ZA Verlag» (Германия, Дюссельдорф).  Жюри конкурса: В. Спектор (Германия), Н. Борисова (Германия), И. Жураковская (Украина), Е. Крюкова (Россия), И. Гальперин (Болгария), С. Лось (Канада), Н. Кравченко (Россия). Председатель жюри — Е. Жмурко (Германия).

Пушкин и власть

В школьные годы нам постоянно внушалась мысль о том, что между поэтом и властью всегда пролегала пропасть, что царизм жестоко угнетал свободолюбивого поэта, исполняя функции жандарма и цензора. Однако если отношения между Александром I и Пушкиным действительно трудно назвать приязненными (всем известны иронические стихи поэта об императоре), то с Николаем Павловичем у Александра Сергеевича было о чём поговорить тет-а-тет. Как известно, Н. Ф. Арендт – лейб-медик императора Николая I, врач Пушкина — стал посредником между умирающим поэтом и царём: он передал императору просьбу поэта о помиловании секунданта Данзаса. Также поэт просил прощения за нарушение царского запрета на дуэли: «…жду царского слова, чтобы умереть спокойно…».  Николай I ответил ему: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».

Разве это разговор врагов, а не близких по духу людей, за плечами которых много общего, в том числе и любовь к Родине, и забота о близких? Стансы, посвящённые Пушкиным императору Николаю Павловичу, говорят совсем о другом:

В надежде славы и добра
Гляжу вперёд я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.
Но правдой он привлёк сердца,
Но нравы укротил наукой,
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Семейным сходством будь же горд;
Во всём будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и твёрд,
И памятью, как он, незлобен.

О взглядах и политике Николая I можно сказать следующее: он прежде всего считал себя защитником национальных интересов страны, хотя не отказывался от участия в делах Западной Европы. Николай I отстаивал принципы абсолютной монархии, отвергал конституционализм и свободу личности, настороженно относился к либеральным идеям, стоял за незыблемость территориальных границ в Европе, утверждённых решениями Венского конгресса, более всего заботясь о спокойствии собственного государства.

Россия в то время становилась объектом страха, ненависти и насмешек в глазах либеральной части европейского общественного мнения, а сам Николай I приобретал репутацию «жандарма Европы». Однако при этом западные историки почему-то забывают, что в своей внешней политике император Николай Павлович выполнял договоры, подписанные во время предыдущего царствования, а Россия пунктуально придерживалась политики Священного союза. Но в этом-то и состоял весь трагизм: лишь Россия сделала Священный союз целью своей политики, делала всё для блага Союза. Другие же страны использовали его как средство достижения собственных целей.

Усиленная дипломатическая борьба против России во время восточного кризиса 20-х гг. XIX века фактически была проиграна.  Преобладание России в турецких делах произвело тревогу среди европейских правительств и придало острый характер «восточному вопросу». Под «восточным вопросом» тогда понимали все вопросы в связи с распадом Турции и с преобладанием России на Балканском полуострове. Европейские державы не могли быть довольны политикой императора Николая, который считал себя покровителем балканских славян и греков. Добрым отношениям России с Турцией стремились помешать Англия, Австрия и Франция, которые соперничали с Россией на Ближнем и Среднем Востоке. Особенно недоброжелательной была Англия. Существует версия о том, что именно англичане подстрекали персидских мусульман к нападению на русское посольство в Тегеране, в результате которого погиб посланник русского императорского двора поэт Александр Сергеевич Грибоедов. Обратите внимание: государь доверил российское посольство поэту, написавшему «Горе от ума», произведение, вроде бы направленное против государственного устройства того времени! Но царь не бросил талантливого человека в тюрьму, не отправил в ссылку, а доверил ответственейшую миссию – быть послом России в иностранной державе!

Было ли нечто общее в воззрениях поэта Пушкина и императора Николая Павловича? Несомненно!  Царь являлся убеждённым противником крепостного  права.  В годы правления императора Николая I существовало 9 секретных  комитетов,  занимавшихся  разработкой проектов отмены крепостного права и предоставления помещичьим крестьянам более широких прав. Доверив руководство крестьянским делом твёрдому приверженцу освобождения крестьян П. Д. Киселёву, царь сказал ему: «Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части». Он одобрил начало реформы государственной деревни, подготовленной Киселёвым, и в 1840-е гг. издал ряд указов, расширявших личные и имущественные права крепостных крестьян. Но так и не решился осуществить полную крестьянскую реформу, считая, что Россия, в условиях враждебного окружения и популярности революционных идей, ещё не готова к этому.

Турецкий поход Пушкина

В сентябре 1826 года император приказывает Пушкину прибыть в Москву «в своем экипаже свободно, под надзором фельдъегеря не в виде арестанта». 8 сентября 1826 года в Москве, в Чудовом монастыре, состоялась встреча нового Николая I и поэта. О состоявшейся тогда беседе сохранилось мало сведений достоверного характера. Можно утверждать только то, что между собеседниками было достигнуто некое устное соглашение. Николай I не только разрешил Пушкину жить в обеих столицах, но и стал его первым (и единственным!) цензором в государстве, освободив произведения поэта от какой-либо иной государственной цензуры.

О том, каково было впечатление Александра Сергеевича от знакомства с новым императором России можно судить по следующим сообщениям… 12 июля 1827 года глава Третьего  отделения  А.  X.  Бенкендорф  докладывал  Николаю  I:  «Пушкин,  после  свидания  со мной, говорил в Английском клубе с восторгом о Вашем Величестве и заставил лиц, обедавших с ним, пить здоровье Вашего Величества. Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно». В октябре 1827 года шеф Третьего отделения получает сообщение: «Поэт Пушкин ведёт себя отлично хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит государя и даже говорит, что обязан ему жизнью, ибо жизнь так ему наскучила в изгнании и вечных привязках, что он хотел умереть».

Началась Турецкая война. Пушкин пришёл к Бенкендорфу проситься волонтёром в армию. Бенкендорф отвечал ему, что государь строго запретил, чтобы в действующей армии находился кто-либо, не принадлежащий к ее составу, но при этом благосклонно предложил средство  участвовать  в  походе:  «хотите,  сказал  он,  я  определю  вас  в  мою  канцелярию  и возьму с собою?» Пушкину предлагали служить в канцелярии Третьего отделения». Кстати, существуют и воспоминания А. А. Ивановского, чиновника Третьего Отделения, достоверность которых не подвергается сомнению. Вот что он пишет: «В половине апреля 1828 года

Пушкин обратился к А. X. Бенкендорфу с просьбою об исходатайствовании у государя милости к определению его в турецкую армию. Когда ген. Бенкендорф объявил Пушкину, что его величество не изъявил на это соизволения, Пушкин впал в болезненное отчаяние… Он квартировал в трактире Демута… Человек поэта встретил нас в передней словами, что Александр Сергеевич очень болен и никого не принимает». Но Пушкин принял Ивановского.

«Если б вы просили о присоединении вас к одной из походных канцелярий: Александра Христофоровича Бенкендорфа, или графа К. В, Нессельроде, или П. И. Дибича – это иное дело, весьма сбыточное, вовсе чуждое неодолимых препятствий», – заявил жандарм. «Ничего лучшего я не желал бы!.. И вы думаете, что это можно ещё сделать?», – воскликнул Пушкин. На что последовал ответ: «Конечно, можно».

О дороге в расположение русской армии Пушкин замечает: «Дорога через Кавказ была скверной и опасной – днём я тянулся шагом с конвоем пехоты и каждую днёвку ночевал – зато видел Казбек и Терек. В лагерь я прибыл в самый день перехода через Саган-лу и, раз я уже был там, мне показалось неудобным уклониться от участия в делах, которые должны были последовать. Генерал И. Ф. Паскевич, будущий граф Эриванский, позволил мне въехать вслед за ним в завоёванный Арзрум».

Из  книги  «История  военных  действий  в  азиатской  Турции  в  1828  и  1829  годах…» известно не только о присутствии поэта в рядах сражающейся русской армии, но и о непосредственном участии его в боях и перестрелках с противником.

Чем Пушкин, принявший участие в турецком походе русской армии, принес очевидную пользу русскому военному командованию. Как минимум, своими наблюдениями, записями того, что в иных случаях могло ускользнуть от внимания отцов-командиров. Кстати, известно, что на обратном пути из Тифлиса в Санкт-Петербург Пушкин предъявлял подорожную такого содержания: «Г. чиновнику 10 класса Александру Сергеевичу Пушкину, едущему от Санкт-Петербурга до Тифлиса и обратно, предписано Почтовым местам и Станционным смотрителям давать означенное в подорожной число почтовых лошадей без задержания, и к приезду оказывать всякое содействие». Напомним, что подорожная – письменное свидетельство, необходимое для проезда по почтовым дорогам империи. Она выдавалась губернскими или уездными властями и удостоверяла, во-первых, личность путешествующего, что заносилось в специальный журнал на каждой станции, во-вторых, возможность получить на почтовой станции зависевшее от чина и звания проезжающего определённое количество лошадей. На оборотной стороне подорожной Пушкина для проезда в Тифлис сделана приписка: «Сие предписание в Комендантском управлении при Горячих минеральных водах явлено и в книгу под 109-й, записано 8 Сентября 1829 года. В должности плацадъютант подпоручик Войтикович». Такая подорожная просто так любому путешествующему не выдавалась. Только по службе.

Возвращаясь из военного похода, поэт пишет:

Блеща средь полей широких,
Вон он льётся!.. Здравствуй, Дон!
От сынов твоих далеких
Я привёз тебе поклон.
Как прославленного брата,
Реки знают тихий Дон;
От Аракса и Евфрата
Я привёз тебе поклон.
Отдохнув от злой погони,
Чуя родину свою,
Пьют уже донские кони
Арпачайскую струю.
Приготовь же, Дон заветный,
Для наездников лихих
Сок кипучий, искромётный
Виноградников твоих.

Кстати говоря, походная канцелярия Бенкендорфа – это контрразведка. В компетенцию Третьего отделения входило, помимо всего прочего, и управление главной Императорской квартирой, и Собственный Его Императорского Величества конвоем. Граф К. В, Нессельроде, МИД – это политическая разведка. П. И Дибич – военная разведка. До 1832 года – официальной даты создания в России политической разведки – собственная разведка существовала в военном Министерстве и коллегии иностранных дел России. Подобные сведения наводят на весьма определённую мысль о том, что между Пушкиным и контрразведкой России имелись определённые связи…

Пушкин и государева служба

21 июля 1831 года Пушкин пишет А. X. Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно моё бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет ещё два чина, т. е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало. Если государю императору угодно будет употребить перо моё, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю его величества и готов служить ему по мере моих способностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует), и правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые всё ещё дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению. Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».

«Ну, хорошо», – скажете вы, – «Пусть так, но какое отношение всё это имеет к гибели Пушкина?» Самое прямое, если иметь в виду последствия вступления поэта на государственную службу и сознательные старания очень влиятельных лиц скрыть правду от современников и потомков… В 1837 году погиб не литератор Пушкин в смехотворной юношеской должности камер-юнкера и не на почве глупой семейной ревности, а камергер (генерал-майор) его величества ПОЭТ Александр Сергеевич Пушкин, павший смертью храбрых, защищая интересы нашего Отечества!

Об этом – в следующей части повествования. Однажды, Александр Сергеевич на вопрос своего друга-лицеиста о том, где он служит, ответил просто и ёмко: «Я числюсь по России». «Числиться по России» в устах поэта означало «беззаветно служить своему Отечеству».. Крылатая фраза Евгения Евтушенко «Поэт в России – больше, чем поэт» известна давно. Кстати, более всего это заметно иностранцам, людям со стороны.

Как метко сказала одна итальянская исследовательница пушкинского наследия: «Россия – единственная в мире страна, которая не перестаёт скорбеть по своим поэтам… Только в России убийство Поэта равно Богоубийству».

Пушкин и польские события

В  статье  «Десятая  глава  «Евгения  Онегина»  –  история  разгадки»  литературовед  Б. Томашевский сообщает: «В 1906 году, в издании «Пушкин и его современники», выпуск IV, появилось составленное В. И. Срезневским описание рукописей Майковского собрания. Описание предварено кратким введением, в котором, между прочим, говорится:

«В 1904 году Рукописное отделение библиотеки Академии Наук обогатилось ценнейшим собранием автографов Пушкина, принесённым в дар Академии вдовой покойного Леонида  Николаевича  Майкова  Александрой  Алексеевной  Майковой…»  В  таком  описании, которым по мнению автора не было «нарушено желание жертвовательницы», значилось два загадочных пункта: 37 д) Наброски из Путешествия Онегина. Листок сероватой бумаги с клеймом 1823 г. Среди текста красная цифра 55.

57) «Нечаянно пригретый славой…» и «Плешивый щёголь, враг труда…» (1830?). В четвертку, 2 л. (1 л. перегнутый пополам). На бумаге клеймо 1829 г. Красные цифры: 66, 67.

Текст писан с внутренней стороны сложенного листа. Поправок почти нет; писано наскоро, многие слова не дописаны, собственные имена обозначены буквами».

Речь  идёт  о  шифрованных  текстах,  так  называемых  криптограммах,  составленных Пушкиным и относящихся к уничтоженной им десятой главе «Евгения Онегина». Мастерство, которым Александр Сергеевич обладал в умении составлять шифры и криптограммы, заставило исследователей его творчества десятилетиями ломать головы над их расшифровкой. То, что Пушкин в совершенстве владел этой «наукой», доказывают и исследования академика В. А. Чудинова. В рисунке А. Пушкина «Медный всадник», он по методике Шиллинга фон Конштадта «выявил» целых семь криптограмм!

Во  всем  мире  способности  и  знания  лингвистов  используются  криптографами  для успешного  дешифрования  переписки  противника!  А  сами  специалисты  –  ценятся  на  вес золота! 26 августа 1831 года армия генерала Паскевича штурмом берет Варшаву. Именно в это время, российским спецслужбам, путём дешифровки секретной переписки руководителей польского восстания удалось получить точные имена близких связей польских заговорщиков в российском и других дворах Европы.

А за месяц с небольшим до этого, 20 июля 1831 года Пушкин пишет письмо Николаю с просьбой зачислить его на государственную службу. Обычно подобные бумаги в царской канцелярии рассматривались, мягко говоря, не слишком быстро, как минимум месяцами.

Однако в этом конкретном случае прошение было рассмотрено мгновенно! Уже 21 июля (на следующее утро!) Николай I приказывает Бенкендорфу, курирующему Департамент внешних сношений МИД, дать указание Нессельроде принять Пушкина на службу. 23 июля Нессельроде получает письмо от Бенкендорфа от 22-го числа о Высочайшем повелении определить Пушкина в Государственную Коллегию Иностранных Дел!

В  связи  с  польскими  событиями  западная  пресса  развернула  в  Европе  настоящую информационную войну против России. Пушкин, по долгу своей новой службы, знал о готовящемся штурме Варшавы и о вероятности в связи с этим начала массированной истерической кампании в западных средствах массовой информации. Буквально на следующий день после взятия Варшавы стихотворения А. Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» были представлены Николаю I. Седьмого сентября 1831 г. было получено цензурное разрешение на выпуск брошюры «На взятие Варшавы» с произведениями А. С. Пушкина и В. А. Жуковского. Такой молниеносной публикации литературных произведений Россия ещё не знала! Стихотворения А. Пушкина «попадают» в прессу Франции, Германии и Австрии, вызывая немалый интерес в политических и культурных кругах этих стран. Австрийский посол в Петербурге граф К. Л. Фикельмон к письму австрийскому канцлеру Меттерниху с разъяснением политической обстановки в России, связанной с польским восстанием, приложил стихотворения А. Пушкина. При этом подчёркивал, что текст был одобрен императором Николаем I.

Таким образом, эти произведения расцениваются как способ выражения позиции русского правительства. Тонкий дипломатический ход! Он заставлял руководителей европейских государств серьёзно задуматься о возможных последствиях своих действий, но в то же время не давал никаких поводов для использования художественных произведений российских подданных Пушкина и Жуковского в качестве аргументов для инсинуаций и обвинений в адрес официальной позиции России в польском вопросе. Пушкин уже в начале своей государственной карьеры оказался на острие политической контрпропаганды самого высокого уровня.

Клеветникам России.…

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях, иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага —
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?..
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясённого Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов…

Пушкин и политика России на Балканах

 Я уже упоминал о том, что Европа была всерьёз обеспокоена политикой императора Николая I, считавшего миссией России покровительствовать православным балканским славянам и грекам. Именно в эти годы Пушкин использует свой гениальный литературный дар на благо возрождения культурно-исторических связей России и славянских народов, населяющих Балканы. Пушкин был хорошо знаком с сербской народной поэзией. В молодости, будучи в Бессарабии, поэт записывал сербские предания и песни из уст выходцев из Сербии, знал от первоисточников подлинное фонетическое звучание южнославянских песен.

В  его  библиотеке  имелись  книги,  связанные  с южнославянскими  народами:  словарь сербского языка, составленный Караджичем (1818), три тома его собрания народных песен издания 1823–1824 годов, французский перевод известной книги итальянского учёного-натуралиста  аббата  А.  Фортиса  «Путешествие  по  Далмации»  (1778),  а  также  книга сербских  народных  песен  из  собрания  Караджича  в  переводе  на  французский  язык  Э. Войяр (Париж. 1834). Пометки и закладки поэта в этих книгах доныне остаются свидетельствами их внимательного изучения. Гениальная художественная интуиция помогла поэту создать стихотворения, отмеченные истинно славянской ментальностью.  Созданный им цикл «Песни западных славян» включал также переводы двух сербских народных песен и три оригинальных стихотворения, в том числе «Песню о Георгии Чёрном». А. С. Пушкин был одним из первых, кто открыл для России удивительный мир сербов, особенности их культуры, поэзии и психологии.

Имя Пушкина становится известным у славян уже с 20-х годов XIX столетия. Впервые оно появляется в австрийском сербском журнале «Сербске летописи» за 1825 г., учредителем и редактором которого был Джордже Магарашевич (1791–1830), известный деятель культуры, меценат, учитель Новосадской гимназии. Год спустя он же поместил в этом журнале обзор поэмы «Бахчисарайский фонтан» и очерк «О поету Русскомъ Пушкину». А чуть позже в сербской периодике были опубликованы пушкинские стихотворения «Дочери Карагеоргия», «Муза», «Гречанке», «Подражание Байрону» на русском языке.

Великий сербский поэт и владыка Черногории Пётр Петрович Негош  (1813–1851) побывал в России в год кончины Пушкина, в феврале 1837 года он останавливался во Пскове и предположительно посетил могилу поэта в Святогорском монастыре. Портрет Пушкина висел над его письменным столом.  Негош выписал из России первое посмертное издание «Сочинений» Пушкина (1838–1841).  А в 1838 г.  вместе со своим секретарём Дмитрием Медаковичем он начал издавать литературный ежегодник «Грлица», в первом же выпуске которого на русском языке были напечатаны два стихотворения из цикла Пушкина

«Песни западных славян» – «Бонапарт и черногорцы» и «Песня о Георгии Чёрном». Сам же Негош посвятил русскому поэту поразительное стихотворение «Тени Александра Пушкина». Именно оно открывало антологию героических сербских песен, составленную черногорским владыкой «Српско огледало» (Белград, 1845), в которой часть песен принадлежала его собственному перу. Муза Пушкина нашла благодарный отклик в сердцах братьев-славян.

Об отношении к русским и русскому языку со стороны южных славян можно судить по такому эпизоду: словенская Любляна находилась на одном из маршрутов передвижения суворовских войск во время итальянского похода. В марте 1799 г. через нее должен был проследовать вспомогательный корпус генерала от инфантерии Я. И. Повало-Швейковского. В мае 1799 года в газете «Ljubljanske novice» (№ 26) ее редактор Валентин Водник писал следующее: «Вот новое событие для нас краинцев – русские, наши древние братья, пришли, чтобы не только повидаться с нами, но и защитить от врага. Полторы тысячи лет назад наши предки пришли в эти края, они происходили от русов и других славян; потому-то мы легко понимаем русский язык; дело в том, что они суть славяне и тот корень, от которого происходят наши отцы. Теперь мы видим воочию, какие есть у нас в мире могучие и великие братья, которые наш славянский язык сохранили в совершенной чистоте. Именно их примеру должно следовать каждый раз, когда мы желаем облагородить свой язык. И у них же нужно учиться защищать свою землю от врагов. И если они прошли столь долгий путь, то почему бы нам, живущим здесь, не помочь им одолеть неприятеля».

——————— оОо ———————-