Перейти к содержимому

АННА РОМАНОВСКАЯ

Анна призёр 10-го МГИК в номинации «Поэзия». Родилась она в 1984 в городе
Курчатов Курской области. В 1995-м году переехала с семьёй в Москву, работает в
Москве, живёт в Московской области, где чище воздух, тише и нет суеты. Поэзией
занимается, как психотерапией, медитацией или магическим ритуалом, строго в
необходимом количестве и в благоприятное время. С 2009 по 2012 год состояла в РОО
«Союз писателей-переводчиков г. Москвы», потом Анне надоело платить членские
взносы, не получая ничего взамен. На протяжении нескольких лет была редактором, а
затем руководителем одного из старейших поэтических сообществ в Живом Журнале —
ru_stixoplet. Также была редактором раздела «Поэзия» на сайте «Литкульт». Придумала
и воплощала в жизнь проект и сайт для творческих людей soavtor.com. В настоящее
время ведёт свой поэтический блог.

«На обратной стороне век»

Соломенная фантазия

Угас закат. Туман сошёл в поля.
Разбухшая неровная земля
В лучах последних от росы лоснится.
Стою у края пашни в колее
И видится мне небо как вольер
В белёсых перьях перелётной птицы.
Мне нужно это поле пересечь,
Не слушая растительную речь
И не увязнув в липком коме глины,
Но шорохи поникших диких трав
Я чувствую, как свой больной сустав,
И не могу усилием отринуть.

Куда ведёт и, главное, зачем
Обратный путь из жёлтых кирпичей,
Что лебедой порос и стал невидим?
Ах, если мёртвый выговор травы
Я выкинуть бы смог из головы!
Но я и сам трава – в каком-то виде.
Намеренье идти внутри зудит,
А, может быть, в соломенной груди
Закопошились мыши в норке тёплой.
Я колыхаюсь на тугом ветру
И видится мне небо, словно пруд,
Кишащий лупоглазой синей воблой.
Вороны, позабыв про давний счёт,
Теперь слетают спать мне на плечо,
Но каркают: наверх смотреть не стоит.
А я, заворожённый, всё стою
У осени прозрачной на краю
И жду, пока лицо мне ливнем смоет.

Здесь, в комнате…

Здесь, в комнате, как в каждой из систем,
У всех свои незыблемые роли.
На столик ставят. Пишут на листе.
Сидят на стуле. Рюмкой лечат боли.
И если подступает темнота,
Включают лампу и зовут кота.

И невозможна комната без стен.
Когда рука нащупает преграду,
То понимаешь — в каждой из систем
Есть то, что сузит космос до квадрата:
Уюту и надёжности хвальба,
Опора для горячечного лба.

И если ты стена, то я окно.
Смотри, как проступает мир снаружи
Стекла — простёрся, словно полотно,
Лишь ход дождя мазки его нарушит,
Но всё же видно яблоневый сад
И на кустах смородинки горят.

Ещё течёт неясный сизый свет,
Как выдох ускользающего лета.
Забыт сачок в некошеной траве,
Но не спасает бабочек и это.
А тот, кто помнит трепет хрупких крыл,
Окно закрыл.

Течение

Закрываю глаза
И картинки прошедшего дня
Вытекают назад
Из-под сомкнутых век у меня.
Вытекают деревья за окнами,
Стены, кровать,
После ливня протяжного блёклая
Льётся трава.
Вслед за стадом брюхатых и сизых
Больших моросей
Вытекают смешинки и визги
Щенков и детей.
Запах свежего сена
В кувшине с парным молоком,
Земляничные вены
По полю широким стежком.
На карнизах и трубах,
Как ягоды, капли срывать —
Сквозь глазные раструбы
Течёт и течёт синева.

Прививка веры

На Киевском пустынно, как в войну.
Столпились сиротливо электрички.
На тёмную платформу, запахнув
Бушлат, хромает сторож. Ищет спички,
Закуривает, чтобы не уснуть.
Ему три красных глаза подмигнут.

Вагоны бы уехали к весне,
Но их жуёт февраль на бутерброде,
В котором сверху снег и снизу снег,
И в этой стометельной непогоде
Мой поезд, дрогнув, тоже не уходит.
Фонарь здесь — путеводная звезда.

Вовне его очерченного круга
Текстуры пропадают без следа,
Не помня рисовавшую их руку.
Лишь пальцы ветра гладят провода.
Мой поезд не уедет никуда.
В квартире гулко, как в ночном метро.

Тяжёлый запах пыли шифоньерной —
Так тошно открывать его нутро,
Щелчки часов так действуют на нервы…
Мой шарик замирает на зеро
И «Башня» выпадает на Таро
С недавних пор. Безмолвна и пуста,

Я чувствую себя тряпичной куклой,
Которой Бог играться перестал,
Поскольку вызывала только скуку.
И скоро, нитки тела распростав,
Мне снегом смоет очи и уста.
И я найду покой в кромешном сне.

Твой поцелуй прощальный, как прививка
От всей любви и веры — только снег
На кукольных губах. Холодный, липкий,
Твой поцелуй растает по весне.
Но я не вспомню ничего вкусней.
Я вдруг пойму, что поезд через час.

Нащупаю билет в своём кармане,
Вернусь в купе. Дадут бельё и чай
И с отправленьем больше не обманут.
Колёса точно пульс в висках стучат.
Но я сойду на рельсы, хохоча.

Закрой глаза

Закрой глаза и представь себе шум волны.
Другие звуки становятся не слышны.
Затерянный в ветрах и глубоких водах,
Ты точно тонешь, а, может быть, вверх летишь —
Величественный кит или быстрый стриж —
Скользишь, как свой, вдоль лазурного небосвода.
Прибой — такой незаметный и томный плен —
Окутывает сетью сплетённых вен,
В которых, кажется, тоже вода морская.
Сосчитаны все ракушки на берегу
И мысли из головы-корабля бегут,
Но ты не бойся, вот-вот я тебя поймаю.

Сентябрь въедет на трамвае

Сентябрь въедет на трамвае к нам,
От расписания отстав.
Он по пути заснул нечаянно
И перепутал свой состав.
«Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь» — ребёнок, кошка ли,
Трамвай заслышав, убежит,
Лишь остывающее солнышко
На рельсах крутит виражи.
Он едет — птичий профиль, такса и
В заплатах рыжее пальто —
До самой распоследней станции.
А за билет заплатит кто?
Сентябрь выйдет. Тихий плач его
Размоет листьев витражи…
В кармане мелочь так навязчиво
Всё дребезжит и дребезжит.

Мой город

Мой город вдруг, за сутки, поседел.
С утра, кряхтя раздолбанной маршруткой,
виднеясь через окна промежутки,
он словно Шапокляк без бойких шуток —
раскис и отошёл от всяких дел.
Стоят дома, лежат себе дороги,
но кажется, что лучше их не трогать,
и за родным исхоженным порогом —
ни шорохов, ни запахов, ни тел.

Кто закрывает веки-светофоры?
Кто гасит фонари и разговоры,
а по дворам снежинок злые своры
с цепи спускает разом на «ату»?
Мой город — сиплый, медленноколёсый,
старательно по проводам белёсым
с замкадышевым комплексом разносит
старушечью печаль и хромоту.

Шатаясь, как подвыпивший мишутка,
через сугробы тащится маршрутка.
Игрушечным нежданным парашютом
в стекло влепился высохший листок.
Так город мой — едва заметным пульсом,
извилистым, но неизменным курсом,
по мыслям, истончающимся чувствам
льёт тёплый и немного терпкий ток.

И до весны — глоток, ещё глоток…

Стрекотание

Стрекотание,
стрекотание,
таяние
солнца на небе
и трав на земле,
тайна
приливов полей
и яблокопада.
Загадай —
на белом наливе,
на шепчущей ниве —
желание.
Загадай,
чтобы я была рядом.

Исходящие

Привет. У нас плюс пять, туман, бесцветно —
Погода для отчаявшихся душ.
Вуаль дождя скрывает все приметы,
Прохожие размазаны как тушь.
А что у вас? Всё не уходит лето?

Привет! А иней серебрит траву.
Шагая по небритому газону,
Я о твоей щеке… Нет, не реву.
Но маюсь, будто импульс в мёртвой зоне.
А ты? Пинаешь падшую листву?

И снова здравствуй. Здесь теперь снега
Такие, что дороги завалило,
Деревья и дома грызёт пурга.
Ремонт всея земли — кругом белила,
Да сквозняки гуляют по ногам.

Хоть знаю, что не стоит ждать ответа,
Мне не унять эпистолярный зуд.
Ложатся строчки, чтоб с порывом ветра
Взлететь и затеряться там, внизу

Бумажным самолётиком — лови
Письмо несостоявшейся любви.