Перейти к содержимому

СВЕТЛАНА НОСОВА

Победитель 9-го Международного Грушинского Интернет-конкурса в номинации «Поэзия». Родилась в Курской области, живёт в г. Брянске. По профессии инженер-строитель. Стихи начала писать в 2015 году. Публикации – на сайтах «Графская Пристань», Стихи.ру, Рифма.ру, «Поэмбук» и др. Победитель и лауреат международных конкурсов: «Славянская Лира» (2019), Грушинского интернет-конкурса (2019), «Кубок мира по русской поэзии» (2017, 2018), «Русский Гофман» (г. Калининград, 2018). Финалист международного конкурса «Витебский листопад» (2018) и национальной литературной премии «Поэт года-2019». Обладатель Приза симпатий литературно-художественного журнала «Южное сияние» (Одесса, 2018) и Приза симпатий журнала «Глаголъ» (Париж, Франция, 2017, 2018). Лауреат VII и финалист VIII Международного поэтического конкурса «45-й калибр» имени Георгия Яропольского (2020).

Он молчит

весь его капитал — молчание,
что из дней в монолит спрессовано.
он молчит и хранит отчаянье
в белой торбе тумана сонного.
он молчит, что зима нелёдная,
и что лето давно не лётное,
что приходит весна холодная,
осень дерзкая машет мётлами,
небо тонет — всплывает прошлое,
ночи чертят тоску по нежности.

он молчит, что она — хорошая,
эта женщина странной внешности,
эфемерная, словно марево,
безусловная, неслучайная,
та, что ждёт и ночами мается
и читает его молчание.

Больно

дотянись, мой призрачный, обними,
стань прибежищем и опорой.
слишком больно впитывать этот мир,
пропуская его сквозь поры,
ощущать, как кружится голова
от того, чем жила вчера я,
растворяться в музыке и словах,
каждый раз умирая,
возрождаться заново поутру
по молекулам, по частицам,
чтоб застыть подснежником на ветру,
ожидать касания тёплых рук,
но в итоге со снегом слиться
и сгореть в холодном костре зимы…

больно, милый.
чужие мы…

Несолёное

Ну вот и всё.
Пришла моя зима.
Висит луна — замёрзшая хурма.
А мне б тепла… И ясности ума,
чтоб выжить в полусумерках реала,
в бесснежности, без нежности и грёз,
когда впадает мозг в анабиоз
и в льдинки превращает Бед Мороз
всё то, что я себе насочиняла.

Смазливый мачо — уличный неон —
зовёт к себе.
Но нужен мне не он.
Мой путь домой — физический закон
движения бесчувственного тела.
И кажется, что ночь — уже с утра,
и в чёрном небе — чёрная дыра,
в которую, озябшая, вчера
смешная птичка счастья улетела
в далёкий рай, на вольные хлеба.
Её поймать, похоже, не судьба…
А мне опять несолоно хлебать
потёмочную взвесь по подворотням.
Опять от четверга до четверга,
зарывшись в пуховик, перебегать
и ждать, когда же выпадут снега
на мрачных улиц пыльные полотна.

Зима вздохнёт.
Введёт свой Новый Код,
присолит снегом мой безвкусный лёд
и мне в махровой варежке пришлёт
большой привет от Бедушки Мороза.
И я, с приветом, встану на лыжню,
собьюсь с маршрута, вектор изменю.
Махну рукой крылатому коню:
ко мне, мутант!
И зарифмую прозу.

Дед Пантелей

А утро пахнет вереском и мятой.
Вдоль тропки, на траве, слегка примятой,
горят на солнце бусинки росы.
Дед Пантелей, бруском косу подладив,
собрав обед из кваса и оладьев,
шагает, тихо крякая в усы,
полянкою ромашковоцветущей
за речку, где трава чуток погуще,
чтоб накосить для кроликов еды.
Они — не просто серые зверушки,
они для внучки — лучшие игрушки:
с игрушками в деревне нелады…
Сын со снохой (не вызрела б помеха)
пообещали к празднику приехать,
чтоб на недельку внучку привезти.
Шагает дед, от радости хмелея,
глядит как ивы клонятся к земле, и
вдали река на солнышке блестит…

Коси, коса!
Эх, не болели б ноги…
Коси обиды, хвори и тревоги.
Подумаешь, сын не был пару лет!
Всё пишет, что со временем — засада.
А деду Пантелею много ль надо?
Письмо пришло — и радуется дед.
Ему житьё давно уже не мило:
то кашель бьёт, то сердце защемило,
осьмой десяток всё-таки — не мёд.
Он о мечтах несбывшихся не плачет.
Приедет сын — и будет всё иначе.
Хоть на недельку счастья привезёт.

По чёрной полосе

ни слова о любви.
скользят по нитям нервным
частицы пара-ной, как ток по проводам.
статичность и вино — наверное, не верно,
а верно — быстрый бег и чистая вода.
сбегаю от тоски на чёрных тренажёрах,
отсчитывая пульс по синим огонькам.
но понимаю, что сбегу еще не скоро,
так вяжет пустота, тягуча и горька.
мой внутренний орфей осип от переливов
и вышел на часок, а может, насовсем.
наверное, стоит и смотрит боязливо,
как я бегу от бед по черной полосе.
дорога за окном моргает светофором,
собачки водят дам на поводках гулять.
и смотрят, проходя, мажоры и миноры,
как я свою хандру стираю до нуля.
а может, кто-то там…но здесь без вариантов.
мне нечего терять и нечего ловить.

орфей, не уходи, включай своё бельканто.
приду и лягу спать.
ни мысли о любви.

Молчи, сестра

молчи, сестра.
прислушайся к ветрам.
их гул не прекращается с утра.
нет-нет, они не сетуют на участь.
в них сплетены сегодня и вчера.

ты слышишь тучи?
у туч свои, тучиные, слова,
глухие, различимые едва,
но всё же ощутимые до боли,
до музыки, до шума в головах,
до нервных колик.

сумей зажать тревоги в кулаке,
спустившись вниз, прислушайся к реке,
разбереди её больную память
о вечности, мгновенье, пустяке,
погладь руками
седой волны причёсанную гладь,
погладь, погладь…
река тебе ответит,
что небеса бы удержать могла,
и дождь, и ветер,
и корабли, живущие вдали,
когда бы к ней приплыть они смогли…

молчи.
и тишина тебя услышит.
здесь отчуждённость льёт горчащий мёд.
но лишь она одна тебя поймёт.
молчи же.

Будет

мне летать по-птенечьему боязно.
без тебя же — и вовсе не хочется…
я однажды приеду на поезде
в синий край, где твоё одиночество,
в город-призрак, где рощи тенистые,
берегов покрывала песчаные,
где от маленькой-маленькой пристани
отплывает на лодке молчание,
где у озера на попечении
цацы-лебеди стайками плавают,
где слова не имеют значения,
где касания — самое главное.
мы укроемся травами сонными,
постоянство отдав за мгновенное.
прорастая тактильными зонами,
оживет в нас весна внутривенная.
станут лебеди просто вопросами,
отдадут нам своё оперение.
мы взлетим — эфемерные особи,
потеряшки в пространстве и времени.
и в конце этой маленькой повести
мы оставим одни многоточия…

будет день, я приеду на поезде
чтоб нарушить твоё темноночие.

Друзьям-поэтам

от вечных трений и мрачных истин
от безразличий и беллетристик
от независимости статистик
грубеет кожа
сплошной корунд
то парадоксы то пандемии
всё перепутано в этом мире
нас жизнь то ссорит то снова мирит
а то кусает
собака ру
но мы стабильно качаем нравы
все слева правы
и справа правы
и чем скорее мы на расправу
тем глуше стоны заблудших душ

но так же вёсны сменяют зимы
и так же чувства необъяснимы
и между злом и добром висим мы
неотвратимо рифмуя чушь

Мохеровое

Осенний ветер ветками прошоркал,
коричность листьев с серостью смешал…

А у зимы морозовые щёки
и белая мохеровая шаль.
Она придёт с грядой молочных горок,
с лирической бригадой снежных баб,
ворвавшись в наш больной, продрогший город,
навяжет шапок кронам и столбам,
утрёт слезинки крыш и водосточек,
накроет одеялами дворы
и, выдохнув: «Ну всё…Устала очень»,
приляжет и притихнет до поры.
И взвесь хлопот осядет, побледнеет.
Потянутся шарфами вечера.
Нахохлятся ленивые аллеи,
мохнато вспоминая про вчера.
И будут дни – и разуму, и сердцу.
И будут ночи – так, как ты хотел.
И грех в такое время не согреться
касанием не выстуженных тел…

Но повторится странная манера
ворчать: «Зима холодная была…»
Скажи, мой друг, какого же мохера
нам вечно не хватает для тепла?